[ новости космоса ][ читать другие книги ]
Его разбудила Глаша.
Она сидела на стуле у кровати, видно, давно сидела, глядела на Андрея.
- Андрю-юша, - сказала она тихо, - вставай, через полчаса автобус.
Андрей от ее голоса вскинулся, уселся на кровати, увидел совсем близко ее лицо и сразу все вспомнил. Лицо было таким милым и глаза такими любящими, что Андрей сразу сказал:
- Я останусь здесь. Я с тобой останусь.
- Глупости, - сказала Глаша, чуть улыбнувшись. - Ни к чему тебе здесь оставаться. У тебя своя жизнь.
Андрей резко поднялся, и в голове все пошло кругом. Пришлось опереться на подставленную руку Глаши - та словно знала, что будет, протянула ее.
- Перегрелся ты немножко, - сказала Глаша быстро, словно не хотела, чтобы Андрей возражал ей. - Ну ничего, ветерком продует, придешь в себя.
- Глаша!
- В следующий раз приедешь, поговорим.
И Андрей сразу, с готовностью, подчинился этому решению.
- Я бы чаю выпил, - сказал он. - Можно?
- Ты компот выпей. - Глаша показала на стакан, стоявший на столике у кровати. - Я самовар не поставила, а теперь времени нет. Пора тебе.
- Ты хочешь, чтобы я уехал?
- Да, - сказала Глаша, - хочу. Так всем лучше.
Андрей хотел ее поцеловать, и Глаша покорно подставила ему губы, но отозвалась на его ласку без страсти.
- Не сердись, - сказал Андрей.
- Может, это ты на меня сердиться будешь. Мне-то что сердиться. Что было - то было.
- И все-таки ты жалеешь?
- Господи, ну и приставучий ты! - вдруг рассердилась Глаша. - Я ни о чем не жалею. И если обо мне вспомнишь, так и знай.
Она говорила это упрямо, будто себя убеждала. Будто кому-то еще, невидимому, хотела доказать.
Андрей выпил компот. Компот был слишком сладким.
- Я долго спал? - спросил он, одеваясь. Он не стеснялся своей наготы перед Глашей.
- Полчаса проспал. Ничего, в автобусе доспишь, там сиденья со спинками.
- Ты меня словно гонишь.
- Гоню.
- Почему? Ты меня не любишь?
- Я тебя люблю больше... больше, чем... дозволено. Не удивляйся, потом поймешь. Но и меня постарайся понять.
Глаша помогла сложить в чемодан вещи, даже не забыла, положила туда связку крупного красного лука, который так любит тетя. Потом вдруг спохватилась. А письмо где? Где письмо Сергея Серафимовича. Конверт где? Где конверт с деньгами?
Конверт лежал на полу, у кровати, и Андрей сразу вспомнил, почему он оказался там. <Как странно, - думал он, застегивая сорочку. - Мы разговариваем, словно ничего особенного не произошло. Она даже ворчит. А я сейчас уеду, словно так и надо>.
Глаша буквально вытолкала Андрея из дома.
- Ты только-только дойти успеешь. Только-только.
Андрей спустился в сад. Глаша несла чемодан следом. Филька замахал хвостом, но не подошел попрощаться. Он измучился от жары. Легкий теплый ветерок шевелил листья винограда. Велосипед отчима стоял прислоненный к стене, он был в пыли, Глаша довела Андрея до калитки.
- Ну, с Богом, - сказала она.
- Я к тебе приеду, - сказал Андрей. - Зимой приеду. На Рождество. Не к нему, а к тебе, ты понимаешь?
- Посмотрим, - сказала Глаша. - Да и говорить так нехорошо.
Андрей хотел поцеловать ее. Глаша уклонилась.
- Не надо, - сказала она. - Мы с тобой свое отцеловались.
Она стояла в калитке и смотрела вслед, пока он не скрылся за поворотом. Андрей обернулся, увидел, что она стоит, помахал рукой. Глаша подняла руку, и рука упала. Глаша плакала.
- Я вернусь! - крикнул Андрей.
Ветерок с Ай-Петри, скатываясь к морю, принялся разгонять дневной зной. Навстречу попадались люди, проехал в гору извозчик. На нем сидел давешний рыбак в соломенной шляпе. Он узнал Андрея и погрозил ему пальцем. Рыбак был пьян и весел.
И эта встреча как бы ножом отрезала то, что было в доме отчима, потому что рыбак был там, на море, рыбак был тогда, когда рядом плыла Лидочка, и над рыбаком они вместе смеялись. Встреча с ним сейчас была как бы напоминанием свыше, укором, которого Андрей до того не ощущал. Очевидно, если существовали какие-то нити, что связывали его с доброй Глашей, то с каждым шагом они истончались и ослабевали, так что случайная встреча с рыбаком, происшедшая, когда нити превратились в паутинки, оборвала их мгновенно и отбросила Андрея на берег моря.
Это возвращение было неприятным, потому что Андрюша изменил своей прекрасной даме, чего ни один порядочный рыцарь в давние времена себе не позволял. Спасительная формула: <Королевам не изменяют с королевами, королевам изменяют со служанками> Андрея не спасала, потому что Глаша, будучи служанкой, конечно же, таковой не была.
Оборвав нити нежности, связывавшие его с Глашей, Андрей постарался рассуждать трезво, что с трудом ему удавалось, так как все события последних двух дней не укладывались в нормальное течение жизни и в памяти как бы громоздились одно на другое, образуя причудливую и неустойчивую пирамиду. Андрей подумал вдруг, что сейчас он может встретить отчима, который должен возвращаться с конференции, но которого он встретить бы не хотел. И от нежелания увидеть Сергея Серафимовича он ускорил шаги и даже свернул потом в небольшой переулок, путь которым был длиннее, чем по улице... Тут он остановился и уронил чемодан прямо в пыль. Он же не сошел с ума! Он своими глазами видел велосипед отчима у дверей дома, когда уходил. И даже обратил внимание на то, что велосипед покрыт пылью. Значит, отчим был дома? И не захотел его увидеть? Он догадался? Он увидел, подслушал, что произошло между ним и Глашей? Или приехал позже, когда Андрей спал? Это было бы счастьем, если позже. Но почему тогда не спустился попрощаться с пасынком? И почему Глаша так странно вела себя?
Спеша и оглядываясь, будто ожидая увидеть за собой погоню, Андрей вышел на площадь, к длинному одноэтажному зданию, возле которого выстроились извозчики и линейки, ожидавшие пассажиров в Алушту, Симферополь и Севастополь. Он остановился в тени старого тополя и стал осматривать площадь, как бы опасаясь все той же погони.
И тут увидел в стороне, в сквере над речкой, Лидочку.
Лидочка кого-то ждала, порой поднимала голову, оглядывая площадь.
Андрей ощутил удар горя. Как он счастлив был бы встретить Лидочку совсем одну, как рад бы он был допустить невероятное: что она захотела его увидеть и потому пришла сюда! Но после того как это случилось с Глашей, он не мог себе позволить посмотреть ей в глаза. Она тут же догадается, что произошло! А он не сможет сказать ни слова в свое оправдание. Горе тут же уступило место злости на Глашу, которая была во всем виновата, - сама же признала, что была во всем виновата! Именно из-за нее он навсегда потерял Лидочку и даже не может сказать ей последнего слова. В состоянии, близком к истерике, Андрей пошел вокруг площади таким образом, чтобы оставаться за спиной Лидочки. Но все время смотрел на нее и даже шел как можно медленнее, чтобы продлить это странное свидание, опасаясь притом, что сейчас откуда-то выйдет Беккер и Лидочка бросится к нему, сделав бессмысленной жертву Андрея и его неправедную злобу на Глашу.
Лидочка поднялась с лавочки и прошла поближе к линейкам. Андрей остановился за киоском, чтобы она, оглянувшись случайно, не заметила его. Но Лидочка, окинув взглядом площадь, вернулась к скамейке.
Андрей возобновил свое неспешное движение к автобусу и, когда до автобуса оставалось шагов сто, случайно увидел, как кондуктор поднимается по высоким ступенькам, а в кучке провожающих у автобуса возникает оживление; люди машут руками, и в ответ с автобуса несутся возгласы. Сзади из-под автобуса вырвался клуб белого дыма, это шофер включил двигатель.
Андрей понял, что автобус вот-вот уедет, и, забыв о том, что Лидочка может его увидеть, припустил напрямик к автобусу, размахивая чемоданом. Он успел вскочить на подножку в последнюю минуту. Чемодан застрял, Андрей дергал его, автобус медленно разворачивался на площади, кондуктор твердил что-то укоризненное, но помогал тащить чемодан, и, когда Андрей наконец уселся на место наверху, в империале, и поставил чемодан, он увидел, что автобус уже выезжает с площади, а Лидочка, выбежав на середину ее, неуверенно протянула руку в направлении автобуса, будто хотела остановить его. Но до автобуса было уже далеко, и хоть Андрею показалось, что она что-то кричит, звуки до него не доносились.
Вдруг Андрей понял, что, если он сейчас прикажет остановить автобус, соскочит и побежит обратно, к Лидочке, в его жизни произойдет нечто чрезвычайно важное. Но он не мог заставить себя открыть рот, чтобы крикнуть кондуктору.
И это было не воспоминание о Глаше - о ней в тот момент Андрей не думал, - а то странное чувство смущения, которое заставляет утопленников погибать, не издав ни звука, а жертв насилия молчать, хотя неподалеку проходят люди. Это чувство стыда перед нарушением каких-то въевшихся в кровь правил поведения, чувство настолько сильное, что оказывается сильнее страха смерти. Андрей понимал, что должен крикнуть кондуктору: <Стойте! Остановитесь!> Его губы шевелились, но с них не слетало ни звука.
Автобус выехал на дорогу, и ветви тополей закрыли и площадь, и Лидочку, стоявшую растерянно и сиротливо посреди нее.
Только где-то возле Алушты Андрей перестал клясть себя. Он даже открыл конверт, в котором была записка от отчима и двести рублей. Он вынул из пачки десять рублей, заплатил за билет, остальное положил в карман, даже не прочтя записку.
Пока автобус долго стоял в Алуште и пассажиры шумно и жадно ели горячие чебуреки, Андрей чуть было не решился нанять извозчика и вернуться в Ялту. Он взялся за ручку чемодана и тут понял, что не знает адреса Лидочки. Не бродить же всю ночь по городу? А если он встретит отчима или Глашу? Ведь Ялта - маленький городок, и все там на виду. К тому же теперь, по прошествии времени, Андрей все больше убеждал себя, что появление Лидочки на площади - совпадение, а ее жест - удивление по поводу того, что она так неожиданно увидела Андрея.
Только уже поздно вечером на последней остановке перед Симферополем, пока шофер заливал воду в радиатор автобуса, Андрей спустился вниз, к фонарю, что горел у придорожного ресторанчика, и при свете его прочел записку отчима. Записка была короткой. Конечно же, отчим написал ее вчера:

Дорогой Андрей!
Как мы и договаривались, даю тебе денег на дорогу до Москвы. Со
счета в Коммерческом банке ты будешь получать ежемесячное пособие.
Надеюсь, его хватит на скромный образ жизни. Жду тебя на
рождественские каникулы.
Сергей.

x x x

Еще через месяц, уже став студентом университета и снимая комнату в небольшой квартире вдовы Глаголевой на Сретенке, Андрей получил очередное письмо от тети. В него был вложен другой небольшой конверт. Конверт был адресован Андрею Берестову в Симферополь, на Глухой переулок. В тот день Андрей спешил к одному из новых приятелей, на встречу эсдеков, к которым он уже почти примкнул, ибо под влиянием своего однокурсника Погоняйло уверовал в величие Карла Маркса. Он разорвал конверт, ничего не подозревая и даже не затруднив себя размышлением, от кого могло бы прийти письмо.

Дорогой Андрюша!
- начиналось оно. Почерк был крупный, округлый, мягкий, с легким правильным нажимом. -

Думаю, что ты уж забыл обо мне, ведь больше месяца прошло, как
ты уехал. Но сегодня мне приснилось, будто ты разговариваешь со мной
и хочешь вернуться. Сон - это глупость, я снам редко верю, но я
испугалась, что ты надумаешь написать мне, а письмо возьми да
попадись на глаза Сергею Серафимовичу. А это его очень огорчит. Так
что, пожалуйста, не пиши мне, если захочешь, а если не захочешь, тем
лучше. А написать мне можно до востребования на ялтинскую почту.
Ты, может, и не догадался, почему я так холодно попрощалась с
тобой, хоть и сердце мое разрывалось. Сергей Серафимович вернулся
раньше времени, и что он видел или слушал - одному Богу известно. Он
после этого много дней пребывал в горьком состоянии духа и по сей
день со мной разговаривает лишь по хозяйственным надобностям, нет
между нами былых добрых отношений. Хоть я стараюсь, чтобы все шло
по-прежнему. Тебя он не винит, ты не думай. Он во всем винит меня, и
поделом, потому что считает тебя заместо сына и видит свою
обязанность в твоем благополучии, а меня всегда полагал чем-то вроде
твоей мачехи, и в его глазах поэтому мой грех велик и непростителен,
как кровосмешение. Он же по-своему любит меня, и мы с ним много лет
вместе прожили. Так что, если ты хотел приехать к нам на Рождество,
то этого делать не надо. Сергей Серафимович может не совладать со
своим расстройством и сказать лишнего. Он теперь замкнулся, много
пишет, часто уезжает по делам даже в Петербург, на здоровье не
жалуется, но знаю, что сердце у него слабое, хотя он никому об этом
не скажет.
А я по тебе, Андрюша мой, скучаю. Сейчас осень стоит, дожди,
скучно, темнеет рано. И знаю, что грех, а скучаю. Ты если соберешься
написать, напиши на почту, до востребования. Но если все же приедешь
на Рождество, вернее всего Сергей Серафимович и виду не покажет.
Надеюсь на щепетильность Марии Павловны, что она письмо не откроет и
не прочтет.
С уважением, твоя Глафира.

Андрей стоял у окна, держал письмо в руке и смотрел, как по вечерней улице проезжают пролетки. Вода стекает с зонтов немногочисленных прохожих.
Андрей не пошел в тот вечер на сходку эсдеков. Вдруг ему стало это неинтересно.
За последние два месяца он много раз вспоминал Глашу и скорее жалел, думая, каково ей жить с таким старым человеком, как отчим. Но это днем. Ночью было иначе. Ночами ему снилось, что он вновь обнимается и целуется с ней. Но в этих снах всегда присутствовал кто-то третий, ощутимый то по кашлю, то по скрипу, наблюдающий и гневный. И это присутствие не давало слиться с Глашей.
Андрей хотел написать Глаше, но опасался, что письмо попадет в руки отчима. Он-то уже давно знал, почему их расставание с Глашей было таким странным, он понимал теперь, каково было Глаше прощаться у калитки, зная, что сверху из-за шторы кабинета на них смотрит, молчит и гневается Сергей Серафимович. Письмо возбудило в памяти все, до вздоха, до слова, до стона в страсти. Андрей даже понюхал листок, и ему показалось, что он различает легкий свежий запах Глашиной кожи. Но, конечно же, этого быть не могло, потому что прошло больше месяца с тех пор, как пальцы Глаши касались письма.
В тот же вечер Андрей написал Глаше письмо, очень горячее, полное любви и клятв вернуться. Он так и заснул, не запечатав и не отправив его. И может, к лучшему, потому что, когда перечел утром, испугался собственной нелепой и глупой страсти. Он разорвал письмо, хотел написать новое, но пора было идти на лекцию. Так он Глаше и не ответил, хотя еще не раз собирался. Правда, перед Рождеством, накупив дюжину открыток с детишками у елки, он разослал их по родственникам и знакомым, написал открытку и Глаше. Хотел было послать на адрес отчима, но потом передумал - послал на почту, до востребования. В конце после поздравлений приписал:

Скоро напишу большое письмо.

Но и после этого большого письма не написал.

x x x

В ноябре Андрей получил письмо из Петербурга от Ахмета.

Андрей-кислых щей!
Прелбываю в Петербурге в хорошей обстановке, но чует мое сердце,
что в Париж судьба меня не закинет, потому что на курсах господина
Берлица я занял первое место с конца. Оказывается, французский язык
совсем не моя стихия. Ж'не компран па? Ты понимаешь? Я вас не
понимаю. Беда другая, деньги куда-то проваливаются, и когда блудный
сын вернется в Симферополь, будет громадный скандале, как говорят
французы, потому что я истратился на много недель вперед, в том числе
на лечение триппера (прости за подробности). Так что у меня один путь
- в разбойники или в гусары. Дошло до того, что, встретив на Невском
проспекте (это главная улица вашей столицы) нашего друга фон Беккера,
я осмелился востребовать с него долг в размере 10 руб. Каковых у него
не оказалось. Наш фон Беккер, оказывается, большая шельма. Я
напросился к нему в гости, и он со скрипом и скрежетом зубовным меня
привел в замечательную квартиру. Сам он снимает комнату у одной
генеральши, ведет себя джентльменом и делает вид, что он - настоящий
барон, ты же знаешь, как это ему удается. У генеральши есть дочка -
хочется немедленно надеть на нее чадру. Нет, ты меня неправильно
понял: не от отвращения, а от восхищения, от желания припрятать такое
сокровище для себя одного. Нечто нежное, голубое, воздушное со
странным именем Альбина. Я готов был жениться на Альбине немедленно и
ради этого счастья перебежать в христианство. Но, по-моему, позиции
нашего Коли нерушимы. Оказывается, генеральша убеждена, что наш Коля
- барон фон Беккер, а ей всю жизнь хотелось породниться с древней
знатью. У Коли в комнате на стене висит в рамке герб баронов фон
Беккеров (надо бы поглядеть по гербовнику - чей герб наш друг
стибрил), так что мне пришлось соответствовать моменту и утверждать,
что мой прадедушка - крымский хан Гирей, который построил
Бахчисарайский фонтан, возле которого лишал девичьей чести российских
невольниц. Ты бы видел, как очаровательно рдели щечки у Альбины и как
растерянно поднимала ее мама выщипанные брови и говорила: <Я где-то
об этом читала, правда?> Коля надувался и молчал. Коньяк был славный,
о ялтинских встречах разговор не поднимался, в обшем, я полагаю, что
господин фон Беккер из Глухого переулка скоро породнится с
состоятельным семейством генерала Чичибасова.
Сам я скоро буду проезжать через Москву и, если останется хоть
один лишний рубль, обязательно нанесу тебе визит.
Горячо обнимающий тебя непутевый разбойник
Ахметка.

Письмо показалось Андрею забавным. Настроение его улучшилось, и Андрей не сразу сообразил почему. Неужели он обрадовался благоприятным переменам в жизни Коли?.. Господи, нет же! Лидочка свободна!
Впрочем, радость была отвлеченной и ничем не нарушила распорядок жизни, потому что Лидочка была не более как сладким и томительным летним воспоминанием.
В Москву Ахмет так и не заехал. Видно, у него не осталось ни одного лишнего рубля.


Глава 2. РОЖДЕСТВО 1913 г.


На рождественские каникулы Андрей приехал в Симферополь.
Тетя Маня встречала его на перроне. Шел мокрый снег. Он не таял на траве и ветках деревьев, а мостовые были черными, мокрыми и крыши были мокрыми тоже.
Тетя Маня всплакнула.
- Как ты возмужал! - говорила она, протирая пенсне толстыми пальцами. - Ты настоящий мужчина. Как жаль, что Ксения тебя не видит! Она была бы счастлива.
Андрей оставил ее у чемодана, побежал искать носильщика. Когда он пришел с носильщиком, тетя Маня сидела на чемодане под черным зонтом и была серьезна.
- Я сама заплачу ему, - сообщила она Андрею издали.
Тетя не допускала мысли, что Андрей может не нуждаться в деньгах, и, несмотря на его протесты, ежемесячно высылала ему пятнадцать рублей. Андрей складывал ее переводы в конверт.
Пришлось ждать извозчика - они последними из пассажиров вышли на площадь. Андрей держал зонтик, а тетя все разглядывала его, словно хотела запомнить. Тетя умудрялась все превратить в расставание, даже счастливую встречу.
- Что нового? - спросил Андрей.
- Что может быть нового в Симферополе? - сказала тетя. - Мы же глухая провинция. Особенно зимой. С климатом делается что-то страшное. Ты знаешь, даже приметам нельзя верить. Я читала, что наступает перенаселение Земли и скоро грядет страшный голод.
- Кого ты видела из моих приятелей?
- Недавно вернулся Ахмет Керимов. Там произошел скандал.
- Подозреваю, - сказал Андрей.
- Нет, ты даже подозревать такого не можешь. Отец послал его на курсы Берлица, а Ахмет умудрился пуститься во все тяжкие.
Подъехал извозчик. Извозчик был знакомый из той, давешней жизни. Он приходился родственником Ахмету.
- Андрей! - закричал он, соскакивая с облучка. - С приездом! Совсем офицер стал!
Верх пролетки был поднят - извозчик поставил чемодан перед задним сиденьем, чтобы на него не попадал снег.
- Андрей - студент, - поправила тетя Маня.
- Фуражка вижу, шинель-минель вижу, - сказал извозчик. - Значит, офицер.
Пролетка ехала медленно, извозчик спросил:
- В Петербург живешь?
- В Москве.
- Студент, говоришь? Доктор будешь?
- Андрюша изучает историю, - сказала тетя Маня.
- Правильно! - сказал извозчик. - Изучать нужно.
Он замолчал, видно, старался понять, зачем изучать историю.
- Я не кончила, - сказала тетя Маня. - Произошел страшный скандал. Ахмет связался с сомнительными личностями и истратил деньги. Ты же знаешь, Искендер зарабатывает каждую копейку трудом, и для него это был жестокий удар. Он рассчитывал, что Ахмет получит настоящее образование. И я могу понять его.
- Про Ахметку говоришь? - обрадовался извозчик. - Ахметке голова отрывать мало.
- А что он сейчас делает? - спросил Андрей.
- Не хочешь учиться, извозчик будешь. Я его сегодня на базаре видел. Искендер ему ломовую клячу дал. Он капусту возит, хе! Такие дела.
Придется Ахмету уходить в разбойники, подумал Андрей. Долго он в ломовых возчиках не удержится.
- Коля Беккер приехал, - вспомнила тетя. - Я встретила Нину, она сказала.
- Один?
- А с кем он должен был приехать? Я не понимаю. Он уже заглядывал вчера вечером, тебя спрашивал.


[ назад ] [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ]
[ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ]
[ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ] [ 40 ] [ 41 ] [ 42 ] [ далее ]
Хостинг от uCoz