[ новости космоса ][ читать другие книги ]
Только сейчас его заметили.
- А, гости! - поднялся навстречу унтер-офицер из охраны. - Добро пожаловать.
Унтер был сильно пьян.
Один из матросов, что наблюдал за игрой, легко поднялся, переступив через пулемет, и сбежал по ступенькам к Коле. Коля узнал в нем переодетого мичмана Вольского.
- Все в порядке, - сказал он. - Мне велено передать, чтобы вы, лейтенант, сразу шли во дворец, а контрразведка пускай занимает позиции - чтобы по дороге не прорвались.
- Вы покажете им, где занимать позиции? - спросил Коля.
- Все будет в порядке. Сейчас пошлю человека. А вы идите к адмиралу.
Коля быстро прошел ко дворцу. Лакей Жан, который встречал его, был в солдатской рубахе и брюках навыпуск.
- Они в малой гостиной, - прошептал он конфиденциально.
Когда Коля вошел в малую гостиную, там как раз была пауза - Наташа разносила гостям чай. Коля формально доложил о прибытии.
- Хорошо, хорошо, - сказал Колчак. - Я и не ждал, что бандиты будут сидеть и ждать, пока мы приедем. Тело вашего шоффера нашли?
- Нет.
- Странно. Зачем им его увозить?
- Я должна вам сказать, адмирал, - произнесла старая императрица, - что ваш молодой посланец, Андрей Сергеевич, был нам крайне полезен. Не забудьте его наградить.
- Он достаточно награжден, - сказал Колчак и чуть улыбнулся.
- Сейчас не время для наград, - сказал Великий князь Николай Николаевич.
Кроме них в комнате сидел скучный Алексей Михайлович. Поодаль чета Юсуповых: сам Феликс и его жена, прекрасная Ирина Александровна.
- Вы правы, - сказал Колчак. - Кончится революция - займемся наградами.
- И главная будет вам, господин адмирал, - сказала императрица. - В эти трагические для престола и нашего семейства дни вы оказались единственным, кто не покинул нас и не предал идею самодержавия.
- Вы не правы, ваше величество, - сказал Колчак. - Верных трону и Отечеству немало. Но иные не имеют моих возможностей.
- Когда вы сегодня подъехали, я стояла у окна, - сказала императрица. - Я решила, что это из Совета и нас арестуют - мысль о казематах или каторге была для меня ужасна, и я подумала: "Господи, почему еще в Петербурге я не запаслась ядом?"
- Надеюсь, такая мысль вам больше никогда не придет в голову, - сказал Колчак.
Он допил чай, поставил чашечку на инкрустированный столик.
- Времени у нас мало, - сказал Николай Николаевич. - Главную задачу мы решили. Государем становится законный наследник престола, цесаревич Алексей.
- Господи, помоги ему, - перекрестился Александр Михайлович.
- Регентшей назначается государыня императрица, - сказал Николай Николаевич.
- До совершеннолетия Алеши, - сказала Мария Федоровна.
- С переходом короны по закону к последующим наследникам.
- Это мы решим, господа, - вмешался Колчак. - Сейчас мало времени.
- Сколько бы ни было времени, Россия не простит нам, если мы будем торопить исторический момент, - сказал Александр Михайлович.
- И вы, Великий князь, - сказал Колчак, - становитесь главнокомандующим.
- Я постараюсь послужить России в меру моих сил, - ответил Николай Николаевич, признавая главенство Колчака.
Коле было интересно угадывать - а это кому, а это кому? Не иначе как мой адмирал получит командование военно-морскими силами. В случае удачи заговора сразу появятся сильные конкуренты Александру Васильевичу. Надо затвердить место заранее.
В дверь без спросу сунулся лакей Жак.
- Едут! - сказал он слишком громко для небольшой комнаты. - Уже поворотом проехали.
- Не беспокойтесь, - сказал Колчак. - Там мои люди. Я в них верю. Андрей, проверьте, все ли в порядке. И быстро назад.
Коля быстро пробежал к выходу из дворца.
- А мы сверху, с башенки, - говорил, семеня рядом, Жан, - нам с башенки далеко видно, сэр.
Коля не успел дойти до ворот, как послышались первые выстрелы. Но, как выяснилось, раздались они не от подъезжающих советчиков, а перестрелка вспыхнула между караулом дворца и матросами, что мирно сражались в карты. Сигнал к разоружению караула последовал от полковника Баренца в тот самый момент, когда колонна красных стрелков революции имени революционера Лафайета приблизилась, ничего не подозревая, к самым воротам и могла быть истреблена и рассеяна прицельным огнем. Но команда Баренца была занята ликвидацией четырех караульных у дворца. Стрельба вспугнула и насторожила нападающих и заставила их рассредоточиться и укрыться.
Когда Коля (Жан предпочел остаться во дворце за защитой дубовой двери) добежал кустами до сторожки, Баренц стоял возле нее, глядя, как оттуда вытаскивают труп караульного. Рядом с ним стояла кучка матросов, окруживших остальных трех караульных, один из них был ранен. Правой рукой он поддерживал левую, морщился, а из рукава капала кровь.
- Вы что здесь стоите? - спросил Коля, не успев даже выйти из кустов. - Что вы делаете?
- Что надо, - ответил спесиво Баренц.
- Отряд из Ялты уже здесь! С секунды на секунду они ворвутся во дворец!
Все еще не зная, верить или не верить Коле, Баренц сделал шаг на дорогу, глядя вдоль нее, и сказал, поправляя монокль, делавший его похожим на какого-то прусского князя:
- Чепуха!
Из кустов у дороги раздался нестройный залп. Кто-то вскрикнул рядом с Колей. Коля отпрыгнул и успел увидеть, как медленно падает Баренц. Все вокруг кинулись врассыпную. Баренц приподнялся на локте и громко захрипел:
- В цепь! В цепь! По противнику прицельный огонь! Где пулеметы?
Матрос разворачивал пулемет у входа в сторожку, но пулеметы нападающих вступили в дело раньше. Они начали строчить по шоссе.
Матрос так и не успел развернуть пулемет, он упал на него, прикрывая собой, словно пули грозили пулемету более, чем человеку.
Коля увидел пулемет нападающих, который засеивал площадку у въезда в Дюльбер зернами пуль. Матросы и солдаты Баренца разбежались и беспорядочно отстреливались через голову спрятавшегося за угол сторожки Коли. И Коля вдруг понял, что сейчас враги пойдут в атаку и первым делом найдут и убьют его. Пути назад ко дворцу, такому каменному и надежному, не было - открытое пространство перед ним простреливалось. Сам же дворец был нем и глух - может быть, все из него уже убежали.
Сквозь прямые стебли зацветающих тюльпанов можно было видеть, как на дорогу под прикрытием пулеметного огня спускались люди. Оставалось так мало времени, и надо было решать. Причем Коля уже знал, как надо было решать, но все в нем противилось этому решению. Коля обернулся - ну хоть кто-нибудь был бы рядом! Но рядом никого! Все убежали, спрятались, предали его!
Коля разозлился. И как бывало с ним, в злости он терял обычную осторожность.
Неожиданно для всех - а видели его сотни глаз - Коля не побежал назад, на что рассчитывали стрелки, а прыгнул вперед, к пулемету, свалил с него тело матроса, который превратился таким образом в бруствер.
Коля развернул пулемет в сторону дороги и не столько увидел, сколько почувствовал, где в кустах и за камнями скрываются готовые к штурму враги.
Под его руками пулемет послушно ожил, и Коля повел высокую мушку вправо. Вдруг из кустов выскочил человек в черной гимназической шинели, закрутился на дороге в каком-то танце, а потом, дергаясь, упал - на помощь к нему побежал из-за кустов второй гимназист и потащил товарища, и Коля, уже поняв, что первого гимназиста убил он, отыскал мушкой и убил второго юношу.
Но тут в ответ забил советский пулемет, и Коле пришлось залечь, потому что пули били по щитку, изгибая и даже пробивая его. А когда длинная, казалось, бесконечная очередь вражеского пулемета оборвалась, Коля приподнял голову и вдруг, к удивлению, правда, без страха, словно это касалось не его, а кого-то другого, увидел, что уже совсем близко подбегают нападающие. Коля только-только успел дать очередь, чтобы они упали, прижались к земле. Но крики уже раздавались сзади: часть нападающих оказалась там, обойдя сторожку. Среди них тяжело бежал Мученик. Он размахивал громадной деревянной кобурой, забыв вытащить из нее револьвер, и что-то кричал. На голове Елисея был немецкий "пикельхельм" - каска с надраенным прусским орлом на лбу.
Коля не мог развернуть пулемет и потому стрелял вперед. Кончилась лента. Пулемет перестал дергаться в руках.
А Коля забыл, как перезаряжается пулемет. Он ударил кулаком по каменной ступеньке и тут увидел, что к поясу мертвого матроса прикреплены две гранаты на длинных деревянных ручках. Он хотел было взять гранаты, но прямо на них упал человек в белой сорочке и черных брюках. Коля отпрянул - и услышал его голос в щелкающем, многоголосом шуме:
- Молодец, лейтенант! Иду к тебе вторым нумером!
Человек в белой сорочке уже заправлял ленту в пулемет, видно, решив, что Коля - ас пулеметного дела, гнушающийся сам заправлять ленту. А Коля сообразил, что к нему на выручку прибежал князь Феликс Юсупов, убийца Распутина, которого он только что видел во дворце.
- Спасибо! - крикнул Коля и на секунду оглянулся, потому что движение врагов, снова поднявшихся, как замолк пулемет, замедлилось.
Коля увидел, что от дома, не кланяясь пулям, стройный и легкий, к воротам бежит адмирал Колчак и кричит:
- Вперед! Чего попрятались! Вперед, молодцы!
И за ним поднимаются матросы, будто ждали этого крика.
- Давай! - рассердился вдруг Коля на князя, который слишком медленно заправлял ленту, - время то сжималось, то растягивалось непомерно, и нельзя было сказать - долго ли возится с лентой Юсупов.
- Готово! - крикнул князь, и Коля сразу же начал стрелять, сгоняя с дороги нападающих, - он увидел, как убегает, припадая на правую ногу, человек в немецкой каске с шипом сверху. Он стрелял только в него - только в Мученика! И тот исчез в кустах.
- Все! - сказал князь Юсупов, поднимаясь от пулемета. - Убежали.
В поле зрения появился адмирал Колчак - он вывел свой отряд за ворота. И, тут же сообразив, что на виду стоять неразумно, закричал:
- Ложись! Занимай оборонительные позиции.
Матросы и солдаты Баренца послушно укладывались на землю, выискивая укрытия. Кто-то, тяжело дыша, упал рядом с Колей, избрав в качестве прикрытия его пулемет.
Убедившись, что его сухопутные части способны сами продолжать войну, Колчак тоже прилег у пулемета.
Он сделал вид, что заглянул к Коле специально, и, перекрывая треск выстрелов, что все чаще гремели вокруг, крикнул:
- Да оставь ты пулемет нижним чинам! Ты мне во дворце нужен!
Выглянув из-за щитка, свободной рукой он подтянул к пулемету солдата. Потом улучил момент, вскочил, пригнувшись, и пропал за углом сторожки.
Следом за ним поднялся Юсупов, сказал:
- До встречи, Андрей.
И тоже исчез.
Коля понял, что и ему следует бежать во дворец. И тут его храбрость кончилась.
В Коле наступило спокойствие, что бывает уже вечером, когда труба прогремела отбой и неубитые солдаты стягиваются к своим бивакам, моля небо, чтобы назавтра бой не начался новый.
Но на самом деле бой еще гремел и не намеревался кончаться. И перебежать к дворцу оказалось более трудным, чем лежать у пулемета.
Выстрелы смолкли, но не потому, что бой завершился, а потому, что все, очевидно, прицелились в Беккера.
- Э-ге-гей! - раздался зычный крик спереди. Коля поглядел в щель щитка - на дорогу вышел Мученик, по обе стороны его шагали два угрожающего вида советчика с револьверами и шашками наголо.
Мученик не был вооружен, он держал в руке небольшой белый флажок.
- Мы предлагаем переговоры! - кричал он. - Прекратим братоубийственную вражду! Товарищи солдаты! Граждане свободной России! Бросайте оружие и переходите к нам, потопим в море угнетателей Романовых! Хватит им пить нашу алую кровь и насиловать наших жен.
- Так стреляйте же! - прошипел Коля солдату.
- Нельзя, лейтенант, - ответил солдат. - Они же с белым флагом.
- Какого черта - с белым флагом! - закричал Коля, вырывая рукоятки пулемета у солдата. Корень всех его зол и неудач был в этом опереточном генерале - в солдатской шинели и прусском "пикельхельме", из-под которого торчали рыжеватые лохмы.
- Эмиссар! - бормотал Коля. - Я те покажу, эмиссар!
- Нельзя, - повторял солдат, мешая Коле, и тот отталкивал его.
Крики Коли донеслись до Мученика, который, размахивая белым флажком, начал отступать, но не побежал, как побежали его спутники, боевые советчики с револьверами.
Коля смог наконец нажать на гашетку, пулемет выпустил две или три пули, и ленту заклинило.
- Я же говорил, - произнес над ухом солдат, - я же предупреждал, ваше благородие.
- А идите вы все куда подальше! - рассердился вконец Коля и, решившись, поднялся и пошел ко дворцу. Он не оглядывался, будучи уверенным, что никто не будет в него стрелять. А если даже и стреляли, он этого не услышал.
Дверь во дворец открыл князь Юсупов. Жан стоял за его спиной.
- Вы истинный герой, господин Берестов, - сказал Жан. - Вы также, князь. Я доложу о вашем подвиге ее величеству.
Коля внутренне улыбнулся - и сам не понял сначала, что же смешного в словах Жана. Потом сообразил: смешное было не в словах, а в том, что доклад об отличившихся на поле боя офицерах намеревался делать ливрейный лакей.
- Дурак, - сказал устало князь Юсупов, - ты боишься, что я доложу раньше и все поймут, что ты праздновал труса.
- Я не герой и не офицер, - ответил Жан смиренно, но нагло.
- Пошли смоем эту грязь, лейтенант, - сказал Юсупов.
Коля с благодарностью согласился.

В малой гостиной почти ничего не изменилось.
- Мы наблюдали из окна, - сказала Мария Федоровна, - подойдите ко мне, мон анфан.
Юсупов и Коля подошли к императрице.
Старуха встала, каждого, притянула сухой ладонью к себе, поцеловала в лоб.
- Спасибо, - сказала она по-русски.
На диване сидел полковник Баренц. Голова его была аккуратно перевязана. У виска сквозь бинт просачивалась кровь. Рядом стояла горничная Наташа со стаканом воды. Полковник был в беспамятстве.
- Положение наше неприятно, - сказал Колчак. - Охрана оказалась совершенно не готова к быстрому наступлению противника.
- Ими командовал Мученик, - сказал Коля. - Я его узнал.
- Это не важно, - сказал адмирал. - Моя охрана плюс отряд Баренца - все вместе не более пятидесяти штыков. По дороге наступают около двухсот, но еще столько же занимаются сейчас обходным маневром, пытаясь выйти ко дворцу вдоль моря. И это куда более опасно. С той стороны у меня только один пулемет и шесть матросов.
- Но вы телеграфировали в Севастополь? - спросила императрица.
- Связь нарушена, - сказал Колчак. - Разумеется, я рассчитываю на адмирала Немитца. На то, что в решающий для России момент он поймет, что судьба страны важнее, чем лавры революционера.
- Он из хорошей семьи, - сказала Мария Федоровна.
- Многие из ваших врагов, императрица, происходят из хороших семейств, - сказал Колчак.
- Чего же мы ждем? - спросил Юсупов.
- Мы ждем миноносца, который должны прислать за нами из Севастополя. Иного пути отсюда нет - мы не можем прорываться сушей, рискуя жизнью ее императорского величества.
- Я не боюсь смерти, - сказала императрица.
- Вы нужны России живая, - мягко улыбнулся Колчак, не показывая зубов - он всегда помнил о своем недостатке.
- А как мы узнаем, идет ли кто-нибудь к нам на выручку? - спросил князь Юсупов.
- Наверху, на башне, мы оставили наблюдателя. - Колчак поднялся. - Нам нельзя терять время, - продолжал он. - Берем только самое необходимое. Я не смогу выделить носильщиков. За исключением государыни, все сами несут свои вещи. Вы возражаете, князь?
- Наташа, - сказала императрица, - мы возьмем только мою шкатулку и самое необходимое из одежды. Нам не понадобятся солдаты. - Императрица не скрывала гордости своим решением. - Жаль, что Таня оставила нас...
Слова императрицы оказались как бы пророческими - тотчас же дверь широко отворилась, и в ней показался Жан, который поддерживал под мышки бесчувственную княжну Татьяну. Лакей потащил княжну к дивану и посадил ее рядом с Баренцем.
- Ах, что с ней сделали! - воскликнула императрица.
Ирина Александровна присела на корточки рядом с диваном.
- Таня, - сказала она.
Та простонала, но не ответила. Ирина Александровна, не глядя, завела за спину руку, и князь Юсупов, как в отрепетированном номере, вложил в пальцы стакан с водой. Из рукава он его вытащил, что ли? - подумал Коля.
Таня отпила глоток.
Колчак отошел к окну и поманил к себе Колю.
- Лейтенант, вы умеете метать гранаты? - спросил он.
- Очень давно, на учениях, - сказал Коля.
- Когда появится катер и мы будем уходить к морю, вам придется задержаться - вы прикрываете нас на случай, если бунтовщики прорвут ограждение. Гранаты в моей машине, под сиденьем.
- Ой! - закричала Татьяна. - Я не хочу жить! Я не буду жить!
Она пришла в себя, и это было хуже, чем беспамятство.
- Что с тобой случилось? Что случилось? - спрашивала Ирина Александровна.
- Они перегородили дорогу - они смеялись, они сказали, чтобы мы все отдали, все... потом они... Вахтанг стал сражаться, я просила его - не надо, не надо... они убили его, а меня...
- Мерзавцы! - воскликнул Юсупов. И он был искренен в своем гневе. - Я пойду! Я буду стрелять, пока не перебью все их кривые рожи!
- Феликс! - закричала на него императрица.
Со звоном разлетелось и тут же с грохотом посыпалось осколками по паркету оконное стекло, разбитое случайной пулей.
Это сразу отрезвило всех.
- Прошу всех перейти на первый этаж. Оттуда мы выходим к морю, - приказал Колчак.
- А как же полковник Баренц? - тихо спросил у адмирала Коля.
Диван представлял собой драматическую картину, словно просился на кисть исторического живописца. На нем, откинувшись, сидел и часто дышал полковник Баренц, с головой, завязанной промокшим от крови бинтом. А в ногах у него сидела в полузабытьи княжна, подняв руку, обнаженную выше локтя, потому что рукав был разорван. Дорожная, доходящая лишь до щиколоток, юбка княжны также была порвана и измарана.
- Полковник? - повторил Колчак. - Полагаю, ему будет лучше остаться здесь. Они могут вызвать ему врача. А так мы его погубим, не довезя до миноносца.
Коля смотрел на княжну и думал: не успели, не успели, не успели... и почему-то это имело отношение и к нему, и к адмиралу, и к императрице.
- Берестов! - услышал он голос адмирала. - Вы почему здесь стоите? Я же приказал вам взять гранаты.
- Простите, - сказал Коля. - Я думал, что это не сейчас.
- Именно сейчас! Вы что, полагаете, что я должен быть вам по гроб жизни обязан за те подвиги, которые вы совершали час назад? Они - наше прошлое. Остаться живыми и вырваться из этой мышеловки - вот наша задача сегодня. Идите!
- Слушаюсь.
- Постойте. Сначала поднимитесь в башенку. Там сидит наблюдатель. Узнайте у него, какова обстановка. Если есть срочные новости - бегите сюда. Ясно?
Как только Коля вышел из гостиной и стал искать путь на чердак, он попал в ту часть дворца, что выходила к воротам, и потому сразу стали слышнее выстрелы и доносились даже крики. Стекла в окнах с этой стороны были разбиты, и солнце, попавшее в проемы, по-утреннему весело отражалось в осколках.
Не у кого было спросить, где эта нужная лестница. Коля поднялся по одной и попал в коридор, куда выходили спальни. Он заглянул в спальню императрицы, дальше не пошел - время было на исходе. Пришлось снова спуститься на первый этаж. Коля понимал, что нельзя признаться адмиралу в неспособности отыскать пути на башню.
Перебежав через холл, где на полу сидел, прижавшись спиной к деревянной панели, раненый солдат в одном сапоге - вторая нога была кое-как замотана, Коля увидел лесенку поуже и по ней выбрался на чердак и чуть было не получил пулю в живот, потому что никто не предупредил Колю, что на чердак попадают, условно постучавшись. Коля открыл дверь, и тут же наблюдатель - матрос, глядевший на море, обернулся и выстрелил в него из маузера.
Коля отпрянул за косяк и оттуда закричал:
- Ты чего? Убить захотел? Не видишь, что ли, погоны?
- А ты кто? - спросил матрос.
- Я от адмирала, лейтенант Берестов.
- А чего же он не сказал, что стучать надо по-особому.
- В следующий раз постучу - некогда сейчас этим заниматься, - сказал Коля. - Я зайду?
- Ладно, заходи. Видел тебя в штабе. Только ты, лейтенант, будь поосторожнее. Дырку получишь. Простое дело.
Коля не стал вдаваться в разговоры с матросом; здесь было просторно - крыша уходила в башенку, балки были исполосованы птичьим пометом. Одно окно выходило на море, из второго было видно шоссе.
- Адмирал спрашивал, не видны ли наши? - спросил Коля.
- Если бы появились, я бы прибежал, - сказал матрос. - Нету наших. Да и что ждать - пока соберутся... Это здесь время медленно идет, а в Севастополе быстро.
Матрос дал Беккеру бинокль, и он посмотрел на море. Море было пустынным, даже рыбаков не видно - чувствуют, что идет война.
Потом он посмотрел в другую сторону - на шоссе.
Шоссе вилось вдоль моря, и далеко-далеко видна была нестройная колонна людей.
- Это кто? - спросил Коля.
- Подкрепление Советам идет, - сказал он. - Сюда бы да хорошую роту - разогнали бы вмиг. А то твои контрразведчики только людей лупить и водяру пить умеют.
- Я не из контрразведки, - сказал Коля.
Пуля ударила в раму окна, отколола кусок дерева, и он вонзился Коле в рукав, чуть уколов руку.
- Осторожнее, - сказал матрос. - Нам ведь все равно - от Баренца ты или из экипажа. Живи и дай пожить другим.
Он осторожно выглянул из-за рамы и сказал:
- Пошли! Опять пошли!
И, как бы услышав его, от сторожки ударил пулемет.
Сверху было отлично видно, как перебегают, приближаясь к воротам, нападающие, такие маленькие сверху. Коля пытался разглядеть среди них Мученика.
- Вот где надо пулемет ставить! - сказал Коля. - Отсюда!
- Отсюда трудно попасть - далеко, - ответил матрос. - Только если к дому подберутся.
Впрочем, поздно было тащить сюда пулемет, даже если бы был лишний. Пока дотащишь - они уже добегут до дворца.
- Что же они делают? - спросил Коля. - Почему их не остановят?
- А ты что, не видишь, что их сверху с горы огнем поддерживают? - ответил матрос. - Нашим не высунуться.
Солдаты, что лежали у пулемета - а Коля уже воспринимал этот пулемет как собственность, как источник своего подвига, - вдруг вскочили и побежали, бросив его.
- Ну куда же, мать вашу! - Коля высунулся из окошка, начал грозить кулаком. Но солдаты не слышали его, они бежали ко дворцу, потом один из них упал и остался лежать на дорожке, а второй спрятался в кустах. Другие солдаты, что таились в зелени, тоже поднимались и отбегали к строениям. Некоторые падали.
Коля понял, что ему надо бежать вниз, - потому что, кроме него, некому остановить бегство. И как только он сделал шаг от окошка, ему стало очень больно в правой руке, ниже локтя, словно ее пронзили раскаленным железным штырем - так больно, что Коля даже закричал, садясь, скрюченный, на пол.
- Задел, да? - спросил матрос. Но почему-то, не дожидаясь ответа, он пошел к двери и исчез, но Коле было так больно, даже тошнило, что он не обратил внимания на бегство матроса.
Пальцам левой руки, которая держала за локоть правую, стало очень мокро и горячо, будто он помочился на эти пальцы. И Коля понял, а потом увидел, что это кровь, и ее было очень много. Коля никогда еще не видел столько человеческой крови сразу - даже на войне, которая раньше обходила его стороной. Но это была его кровь, и надо было что-то делать, иначе вся кровь вытечет. Надо перевязать руку - но как это сделаешь, если так больно и одна рука не действует...
Слабость была ужасная. Коля постарался встать, но ноги его не держали, он пытался говорить с ними, как с живыми - он стал уговаривать их: если ноги не поднимут его тело, то оно останется здесь лежать, пока не придет эмиссар Мученик в "пикельхельме", чтобы убить Колю.
И вдруг понимание возможности смерти обрушилось на Колю первозданным ужасом - ничего подобного ему не приходилось в жизни испытывать. Даже когда умирала мать и он увидел тот момент, что отделял ее жизнь от смерти, и был тот момент обыденным и неинтересным, он не испытал понимания, что смерть существует и она всегда рядом. И он понял, что нет ничего особенно удивительного и даже трагического для всех остальных людей в том, что здесь, на чердаке, будет валяться труп красивого молодого человека, лейтенанта Черноморского флота, который лишь начинал жить и делать свою карьеру, который не успел по-настоящему полюбить и испытать счастье...
Думая так и то смиряясь с неизбежностью смерти, то ужасаясь ее и борясь с ней, Коля медленно продвигался к приоткрытой двери, за которой начиналась крутая лестница вниз.
Он потерял чувство времени и не знал, то ли прошли минуты, то ли час, с тех пор как он был ранен.
Порой он старался утешить себя, повторяя чьи-то слова: "Ранение в руку? Какой пустяк! От этого не погибают", то старался подсчитать, сколько крови находится в человеке и сколько из него вытекает. Как задачка о двух бассейнах...
- На помощь! - закричал Коля. - Спасите!
Снизу раздался невнятный крик, и Коля со всей очевидностью, без сомнения понял - внизу, на первом этаже, уже люди Мученика. А Колчак и Романовы давно ушли, и никто из них не вспомнил о Коле Беккере - или об Андрее Берестове. И Коля даже уловил иронию в том, что забыли они не его, а ту маску, которую он надел, чтобы выжить. И если бы не надел, вернее всего, сейчас коротал бы спокойно время у своей феодосийской пушки...
Звать ли их - или истечь кровью здесь?
Коля понимал, что сейчас должны возникнуть картины его детства, но картины детства не возникали, и в голове только крутились слова, сказанные перед смертью... кажется, сыном Наполеона: "В моей жизни было два достойных упоминания события - я родился и умер".
- На помощь! - со злостью ко всем людям кричал Коля. Пускай он умрет - пускай это будет, но не один, не забытый на чердаке покинутой виллы! Не так, чтобы через год здесь отыскали скелет в разорванном, насквозь прогнившем мундире... И Коля сам удивился способности своего мозга создавать такие яркие картины.
И злость на человечество помогла Коле подняться на ноги - раненая рука повисла вдоль тела, а левой он придерживался за стенку. Таким образом, почти в забытьи, он миновал два пролета - на третьем ноги предали его, и он полетел вниз, но боли не почувствовал. И вообще ничего не почувствовал до тех пор, пока, проходя по комнатам дворца, его не увидел Елисей Мученик, потерявший в последней атаке свой черный "пикельхельм".
- Господи, - сказал он, - силы небесные! Андрей Сергеевич! Как вас угораздило!
Сказал он это искренне, потому что ему не хотелось сражаться с возлюбленным Раисы Федотовны.
Елисей Борисович Мученик был готов служить революции и мировой свободе, готов был сражаться на всех баррикадах планеты, но это не означало, что он был кровожадным человеком. В этом он был схож с иными вождями революционных течений и возмущений, которые остались в памяти человечества как варвары и садисты, хотя никогда такими не были. Я сильно сомневаюсь в том, чтобы Наполеон смог отрубить голову даже самому отъявленному, с его точки зрения, преступнику, - но подписать приказ о казни заложников или мародеров он мог без зазрения совести, даже перед обедом. Он казнил как бы не конкретных людей, а враждебные его высоким целям идеи. Он убирал препятствия с дороги к прогрессу. И не дай Бог вам оказаться таким препятствием. Но стоит такому вождю увидеть страдания одного человека, которого он знает лично, то в нем просыпается высокий гуманизм и человеческое сострадание.
Мученика, который Колю не любил и любить, конечно, не мог, при виде потерявшего сознание, лежащего у лестницы окровавленного соперника охватила не только жалость, но и искреннее негодование к судьбе, которая заставляет людей становиться врагами и убивать друг друга. Если бы рядом оказался врач и предложил Елисею Борисовичу отдать половину своей крови для спасения жизни Андрея Берестова, Мученик ни секунды бы не колебался. Он бы всю кровь отдал - лишь бы его соперник жил!
Вначале Мученик решил было, что Коля уже умер, и постарался обнажить голову. Но "пикельхельм" был уже потерян, потому пальцы Мученика запутались в шевелюре, там и остались. Вождь революционеров стоял над Колей, а мимо пробегали его соратники, продолжая наступление.


[ назад ] [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ]
[ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ]
[ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ] [ 40 ] [ 41 ] [ 42 ] [ далее ]
Хостинг от uCoz