[ новости космоса ][ читать другие книги ]
Там были фотографии: "Миноносец "Хаджи-Бей" с прахом героев прибывает в Севастополь", "Гробы с прахом героев Баренца, Берестова, Джорджилиани во Владимирском соборе", "Отпевание", "Похороны героев", "Портреты героев", справа налево: "Полковник В. Баренц", "Лейтенант флота А. Берестов", "Поручик Г. Джорджилиани". Лидочка тогда пережила несколько минут новой боли - забыв, что имя Андрея узурпировал Коля Беккер. А потом, увидев на фотографии Колю, поняла, что тому теперь предстоит лежать в могиле под чужим именем, и некоторые люди будут знать об этом. Корреспондент "Таврии" взял интервью у какой-то Раисы Федотовны - "гражданской супруги Андрея Сергеевича". У Коли была дама в Севастополе? Что она знает? Какое право имеет она называть себя женой Андрея Берестова?.. Потом, когда прошло, Лидочке стало жалко Колю. Пускай он не всегда был хорошим - но все же он был свой, он был их приятель и приятель Андрюши. И носил его имя с честью. Да, да! Именно с честью! И погиб, спасая императрицу. Впрочем, Лидочка, как и все ее семейство, никогда не числили себя в монархистах. Как и положено российским интеллигентам, Иваницкие были республиканцами. На месте императрицы могла быть иная, просто пожилая женщина, и тогда подвиг Коли, погибшего за пулеметом, становился даже более героическим, но для простого народа, конечно же, важнее всего было слово "императрица", будто остальных спасать не положено. Впрочем, времена так быстро стали меняться, и меняться к худшему, так энергично полезли из щелей те, кого обидела или побила революция и которые спешили теперь отомстить! Лидочку это не касалось - она старалась ни в чем не участвовать и не заводить знакомств, - но другим людям, даже тем, кто по горячности чувств и стремлению к высоким идеалам справедливости бегал по улицам, нацепив красные банты или повязки, а то и выступал на митингах, им порой приходилось несладко - и наказания, вспоенные местью, оказывались десятикратно превышающими проступки.
- А что? Что случилось? - спрашивал Ахмет. - Что с Колей?
- Коля погиб. И это точно, - сказала Лидочка. - Я в газете прочла. Во время штурма Дюльбера.
Она сама не могла бы объяснить, что заставило ее позабыть о том, что Коля жил и погиб под именем Андрея. Скорее всего это был стыд, ощущение предательства... будто она обязана была уберечь память Андрея от самозванца. Но не уберегла...
Ахмет сказал:
- Значит, это они по пути из Севастополя напали на наше убежище, а потом поехали в Дюльбер. На том же грузовике. А там их штурмовал отряд Мученика. И Коля погиб? Жалко.
- Мне тоже жалко.
- Конечно, жалко, - сказал Ахмет. - Я всех Беккеров знал, у него сестра хорошая, бедная очень. Мы вместе купались в Салгире, за грушами лазили. Ах! Жалко, что не могу собственными руками до него добраться! За моих товарищей! Я бы его так разделал, что хоронить с почетом было бы нечего.
- Не надо так, Ахмет.
- Я же говорю - у меня сложные чувства. У меня всегда сложные чувства - я не такая простая натура, как кое-кому кажется. Мне его жалко, и убить его все равно хочется. Я ведь знаю, как Сергей Серафимович умер.
- Я не хочу больше ни о чем вспоминать, - сказала Лидочка. - Все мертвые. Я так спешила и Андрюшу заставила - думала, нам будет легче, он спасется от Вревского, а оказалось, что я сделала хуже. Мне портье рассказал - он все знает. Говорят, что Андрей появился здесь осенью. Ночью. Когда был комендантский час. Его заметили. Он стал убегать, его случайно убили. Это так?
- Я его мертвым не видел. И на похоронах не был. Только тетя Мария Павловна приезжала. Она и умерла после этого, почти сразу. Если бы не он - разве тетя Маруся признала бы чужого?
- Я не верила и теперь не хочу... - сказала Лидочка. - Не знаю, что мне делать. Может, улететь на много лет вперед, когда все люди станут счастливыми и свободными, как ты думаешь?
- Это когда же будет? - спросил деловито Ахмет, будто они обсуждали поездку в Керчь.
- Не знаю, - ответила Лидочка, почти готовая уже рассказать обо всем Ахмету, потому что надо кому-то рассказать. Но вдруг спохватилась, что Ахмет отберет у нее табакерку и может использовать ее для того, чтобы воевать, убивать людей и мстить. Он хороший для своих, но жестокий к чужим и врагам. И для него важнее всего - убить врага.
- Если хочешь, я тебе покажу его могилу, - сказал Ахмет. - Я знаю, где она.
Ему хотелось, чтобы Лидочка рассказала, что же вышло между ними, почему они потеряли друг друга. Лидочка понимала, что Ахмет имеет право на ее доверие, и потому она сказала ему часть правды. Будто она помогла Андрею бежать из-под стражи и они должны были встретиться. Но потеряли друг друга. В поисках Андрея она вернулась. Рассказ был неубедителен, он рождал куда больше вопросов, чем давал ответов. Но Ахмет и это вытерпел и не стал ставить под сомнение слова Лидочки. Зачем? Захочет, расскажет потом.
Когда они вышли из гостиницы, за ними увязался сутулый человек с очень пышными усами, в теплом, не по погоде, пиджаке. Но ни Ахмет, ни Лидочка не ждали слежки и потому не оборачивались. На набережной было празднично от жаркой погоды и бурных новостей со всех краев света. Мальчишки бегали с газетами, и вокруг них возникали небольшие толпы - все ждали, прибили или не прибили щит к вратам Царьграда, будто от этого зависела их жизнь.
Ахмет отыскал извозчика - цены были дикие, еще полгода назад извозчик зарабатывал пятьдесят рублей в месяц - сейчас он потребовал столько, чтобы доехать до Алупки.
- А почему Андрюша там? - спросила Лидочка.
Она надела темную шляпку с вуалеткой, и Ахмету показалось, что она была на ней летом тринадцатого года, когда они познакомились.
- Не знаю, что его туда понесло, - сказал Ахмет. - Тамошний полицейский его застрелил, а Мария Павловна не смогла добиться, чтобы разрешили похороны в Симферополе. Они тянули - никак не могли сообразить, его застрелили или он сам застрелился.
Ахмет не улыбался, Ахмет говорил равнодушно - об очень далеком событии, и Лидочке показалось, что он уже тяготится встречей, - Ахмет всегда был подобен бенгальскому огню.
- Слушай, - сказал он извозчику, - я еще двадцать рублей приплачу - только поезжай быстрее, а?
Извозчик был русский, толстозадый, краснолицый - раньше все извозчики были татарами, а теперь приехали русские, кто-то им помогал обустроиться и охранял от местных конкурентов. Жизнь в Крыму менялась быстро и становилась злее. В Севастополе расстреляли матросов, которых обвинили в убийстве мичмана Фока. Лидочка не знала, кто такой мичман Фок и за что его убили.
Сзади в отдалении пылил закрытый автомобиль, и Ахмет сказал:
- Где те сладкие времена, когда мы ездили на собственном моторе?
Пролетка миновала узкие улицы Алупки, где веранды вторых этажей почти смыкались над головой, а аккуратная булыжная мостовая была покрыта лиловым одеялом лепестков глицинии. Затем по хорошей ровной дороге проехали мимо вилл и пансионатов, где обитали воспрявшие духом с концом революции и разрухи чахоточные больные. Здесь, на окраине Алупки, от дороги отделилась ветвь, ку-де-сак, то есть тупик, который упирался в массивное, совсем новое желтое, но претендующее на облик древности церковное здание, повторяющее внешним видом, но никак не духом, средневековый византийский храм. Возле церкви на широкой площадке лежал еще не убранный строительный мусор - то ли его достраивали, то ли ремонтировали...
Извозчик остановил пролетку, не доезжая метров трехсот до церкви, и только тут Лидочка с внезапным спазмом сердца поняла, что она приехала к Андрюше. Андрюша лежит здесь, за кирпичными белеными воротами, на кладбище, поднимающемся круто по склону, и даже ясно с первого взгляда, где его надо искать... Там, наверху, у каменной стенки, ограничивающей кладбище. Догадаться об этом было несложно - внизу, у дороги, деревья, которые окружали памятники и плиты, уже успели вырасти и затеняли землю, а наверху они были невелики, как кусты, редкие саженцы поднимались возле плит, подчеркивая их обнаженную сиротливость...
От раскрытых железных ворот вверх вела центральная аллея, или, скорее, центральная лестница кладбища. Кладбище было небогатое, большей частью на нем хоронили чахоточных, которые померли в пансионах и их родные не имели средств либо желания перевозить их домой. Порой среди скромных памятников встречались монументы побогаче - они принадлежали алупкинским домовладельцам либо врачам. Почему-то Лидочка, которая поднималась, все замедляя шаг - не от усталости, а от нежелания ног приближать ее к встрече с Андреем, внимательно читала надписи на плитах, отмечая, что среди погребенных чаще всего встречаются молодые польки и младенцы, не достигшие года.
Наверху было почти жарко. По-весеннему зеленая и яркая трава росла там неплотно, обходя камни и россыпи щебня. Кто-то, посадивший там саженцы деревьев и кустов, ухаживал за ними, подвязал и даже, как видно, поливал - темные круги влажной земли еще не высохли вокруг тонких стволов.
Лидочка повернула направо и, угадав, пошла к светлой плите.
На плите было написано:

"Андрей Берестов. Погиб 16 октября 1916 года в возрасте 21 года".

Могила была ухожена, вокруг плиты выполото, песок подметен.
- А кто ухаживает за могилой? - спросила Лидочка.
Ахмет пожал плечами. И Лидочка вспомнила, что это он платит кому-то.
- Спасибо, - сказала она.
В ней не было горя. Куда тяжелее было в первый день, когда Ахмет сказал о смерти Андрюши. Значит, это проклятая табакерка забросила его в осень. На четыре месяца раньше, чем ее, и он оказался здесь совсем один. Он думал, что войны уже нет, а его убили... Сейчас это просто кладбище. Ты знаешь, что в этой могиле похоронена вдова купца, в этой - действительный статский советник из Варшавы, в этой - девица Григорянц, а в этой - невинно убиенный Андрей Берестов. Но к ней, к живой и чувствующей Лидочке, это не имеет отношения. Потому что это случилось очень давно.
От Лидочки требовалось какое-то особенное поведение - его ждал Ахмет, ждала и она сама от себя. Что надо сделать? Броситься на плиту, разметав волосы? Рыдать - на кого ты меня покинул? Или просто сидеть на лавочке, грустно опустив голову... Что за циничные мысли? Здесь же похоронен мой муж, мой единственный любимый человек, ради которого я уехала в чужой мир, в чужое время. А он умер...
- Я пойду погуляю, - сказал Ахмет. - Немного погуляю и приду. Минут через десять. Хорошо, Лидия?
- Спасибо, - сказала Лидочка. - Приходи.
- Я тебя обратно в город отвезу.
- Спасибо.
Ахмет пошел вниз - и сразу исчез за кустами. Здесь, вдали от дороги и в стороне от домов, бурлила июньская жизнь - Лидочка еще не была в этом году за городом, - стрекотали кузнечики, над могильными памятниками реяли во множестве бабочки и стрекозы, за ними с веселым щебетанием носились птицы, кузнечики выпрыгивали из еще не пожелтевшей травы, а пчелы, облагодетельствовав пышные кладбищенские ромашки и клевер, тяжело жужжали к своим ульям. Этот громкий и сочный гомон природы отделил Лидочку от всего мира, и, только погрузившись в это кипение звуков, она осталась одна на один с Андрюшей и услышала снова его голос, увидела его глаза.
Но тут в мозгу что-то щелкнуло, и видение Андрюши исчезло, и снова вернулся шум кладбища. Не было Андрея, ушел. Исчез. И как бы в попытке вернуть его Лидочка спросила вслух:
- А что же мне теперь делать?
Андрей не ответил. Только большой шмель тяжело ударился, не рассчитав, о плечо Лидочки и испуганно сделал свечку к самому небу.
Как будто кончилась целая жизнь. В ней была любовь, приключения, бегство... А теперь надо ехать в Одессу, встречаться с мамой и папой - они будут рады, они будут счастливы... и уже Андрюши не будет никогда, и не будет даже памяти о нем, потому что их связывали два случайных поцелуя, одна прогулка, один долгий заплыв до лодочки с рыбаком... остальное - только попытка будущего. Но будущего не случилось.
Дурак этот полицейский. Конечно же, Андрюша убит невинно - если бы не романтические глупости Лидочки, он бы сейчас был жив. Ощущение предопределенности судьбы, которое Лидочка не могла сформулировать, овладело ею - потому что казалось, что она уже сидела на этом кладбище, у этой или подобной могилы, и все уже случилось тысячу лет назад...
Далеко-далеко раздались какие-то крики. Они не могли относиться к Лиде и этому мирному кладбищу. Но не смолкали, хоть Лидочка и поморщилась, чтобы их отогнать. Лидочка поднялась и сбежала по дорожке вниз.
У ворот кладбища, там, где на дорожке стоял их мотор, два полицейских набросились на Ахмета, крутили ему руки. Канотье упало на траву. Ахмет ругался и отбивался как бешеный.
- Ахмет! - Лидочка кинулась к Ахмету. - Остановитесь! Что вы делаете? Как вы смеете? Я буду жаловаться!
Оказалось, что бежать до Ахмета далеко, - пока она добежала, его уже втащили в закрытый мотор, и тот сразу же взял с места.

- Ахмет! - кричала Лидочка, пытаясь догнать мотор.
Задняя дверца авто приоткрылась, и оттуда почти по пояс высунулся очень толстый краснолицый полицейский. Он принялся грозить Лидочке пальцем и при том смеялся, показывая зубы в золотых коронках.
Потом его отделило облако пыли. И все исчезло - словно не было никогда и Ахмета.
Вокруг Лидочки рвались нити, рвались с легким треском, оставляя ее в пустоте, где ничто тебя не поддерживает, никто не притягивает к себе хотя бы ниточным натяжением. Сзади могильная плита - оборванная нить к Андрею. Впереди клуб пыли - бывшая ниточка к Ахмету.
- А платить кто будет? - спросил извозчик. У него было неприятное скуластое лицо, скулы прижимали глаза к бровям неровно, косо, словно архитектор этого лица был ленив и пьян.
- У меня есть деньги, не бойтесь, - сказала Лидочка.
- Покажи. - Извозчик начал спускаться на землю. Пролетка закачалась под его тяжестью, и Лидочка поняла, что ей надо испугаться: этот человек - насильник и грабитель. Теперь-то, в этом звенящем и клокочущем мире, никто не услышит ее криков и боли, да и не будет она кричать - не будет она кричать, потому что воспитанные девушки никогда не позволяют себе кричать. - Покажь деньги, - повторил извозчик, ступив на землю и улыбаясь.
- Сейчас, - сказала Лидочка с меньшим страхом, чем должен был бы ее охватить. В сумке было все, что связано с ее жизнью, - деньги, бумаги Сергея Серафимовича... Сейчас он все отнимет, а она тем временем убежит.
Но тут же Лидочка, к своему ужасу, поняла, что на ней - высокие шнурованные башмаки на высоких каблучках, на них никуда не убежишь.
Лидочка держала сумку перед собой и сказала, стараясь быть убедительной:
- Уйдите, а то я буду кричать.
Извозчик усмехнулся еще шире. Он надвигался на нее молча, и это было хуже, чем угрозы и крики.
С неожиданной резвостью извозчик прыгнул вперед, а Лидочка не успела отскочить, потому что наткнулась каблуком на край плиты и чуть было не упала. Она завела руку с сумкой за спину, а извозчик схватил ее за плечи и, когда старался дотянуться до сумки, невольно обнял Лидочку. Он притянул ее ближе, все еще стремясь к сумке, но Лидочка начала биться - и даже не столько от страха, как от отвращения, - так сильно и затхло воняло от извозчика чесноком и потом. И тут извозчиком овладело желание - настолько сильное, что он забыл о сумке и деньгах и, действуя вряд ли сознательно, начал возить руками по ее спине, все ниже и ниже, и старался при том повалить ее на траву.
А Лидочка не кричала, только старалась избавиться от вони извозчика - отворачивала голову от него и боялась, что ее вырвет, и старалась, чтобы ее не вырвало, но этот проклятый извозчик навалился на нее всеми своими восемью пудами, и оттого тело ее конвульсивно сжалось, извозчик почувствовал неладное, он даже успел несколько отстраниться, но рвота измарала ему щеку и плечо, - и извозчик в растерянности отпустил Лидочку и стал отталкивать ее от себя, крича:
- Ты что, что ты, психованная? Ты что?
А Лидочка перевернулась на живот и, встав на четвереньки, пыталась облегчить свой желудок - и наверное, со стороны в этой сцене было нечто комическое, но не было никого, кто бы оценил этот комизм, потому что голос, прозвучавший над ее головой, как только тень загородила Лидочку от солнца, был совершенно серьезен и даже формален.
- Если я досчитаю до десяти, а ты, мерзавец, еще будешь здесь, - сказал очень знакомый голос, - то ты уже никуда не уедешь. Никуда.
- Слушшаассьь, - запел невнятно извозчик. Потом затопали его убегающие сапоги.
Лидочка хотела поднять голову, чтобы увидеть и поблагодарить своего спасителя, но новый пароксизм рвоты настиг ее и заставил, стыдясь, отползать от него на коленях.
- Я принесу воды, - сказал тот голос, и Лидочка была благодарна тому, что он отошел. Она достала из сумки носовой платок.
Когда пан Теодор - а это был он - Лидочка узнала его, когда он спешил от церкви, неся глиняный горшок с водой, - вернулся, Лидочка уже была похожа на человека и даже могла смотреть на Теодора без стыда и ужаса.
Лидочка прополоскала рот и напилась родниковой ледяной воды. Потом намочила платок и вытерла себе лицо и шею. И стало хорошо - только очень хотелось спать.
По невысказанной договоренности они отошли от кладбища и сели на каменную скамью у церкви.
- Спасибо, - сказала Лидочка. - А что с Ахметом?
- Я не знаю. Этот мир - не мой мир, - ответил пан Теодор.
День был такой сверкающий, солнечный, что Лидочка впервые смогла заглянуть в глубину глазниц Теодора и увидеть, что глаза у него синие-синие.
- Нет сомнения, что Ахмет будет в тюрьме. Как я понимаю, у властей достаточно оснований к его аресту, - сказал Теодор.
- Его надо спасти! Он же из-за меня здесь оказался.
- Его нельзя спасти, - сказал Теодор. - И вместо этого вам лучше всего отсюда уйти. И как можно скорее. Из-за вас я второй раз прерываю свое путешествие и сам немалым рискую.
- Как рискуете?
- Как любой путешественник - рискую застрять в этом варианте.
Теодор сорвал веточку и отгонял назойливых мух. Почему-то в этом месте они вились вокруг людей.
Лидочка посмотрела на кладбище - крутой склон порос кустами и молодыми деревцами.
Она подняла руку. Пальцы дрожали.
- Я до сих пор перепугана, - сказала она. - Так гадко все получилось. И то, что меня вырвало...
- Пожалуй, вам повезло, - серьезно ответил Теодор.
- Ой, я бы умерла!
С Теодором можно было разговаривать откровенно - он был как близкий родственник. Она не ощущала этого ночью в гостинице, но сейчас чувство было очевидным.
- Я испытывала какую-то гордость от того, что берегу себя для Андрея, для своего мужчины... А теперь Андрея нет. Но я это берегу. Значит, для кого-то другого?
- Глупышка, - сказал Теодор. Но не осудил ее и не посмеялся. Просто он знал нечто, выходящее за пределы Лидочкиного знания.
Подул ветерок, хороший, свежий ветерок. Мухи куда-то отлетели.
- Очевидно, - сказал Теодор, потягиваясь, словно засиделся. Во рту у него была травинка, и он ее неспешно жевал, от чего порой его речь становилась невнятной. - Очевидно, когда я предупредил вас в гостинице, что вы попали в чужой мир, это было непонятно. Слишком мало было у вас информации. Но сегодня иначе. Или вы все поймете и подчинитесь мне, или останетесь здесь и будете искать свое счастье в одиночестве.
Лидочка не перебивала его - у нее был упадок сил, даже руку поднять нет возможности.
- Вы меня слушаете? Не спите еще?
- Слушаю, Теодор.
Смешное имя. Какое-то собачье. Пудель Теодор.
- Я буду краток. Подробные беседы оставим на будущее. Они обязательно состоятся как путь к овладению тайной, что сделает вас иной, чем все люди. А вы еще иной не стали. Этому надо учиться. Сегодня урок первый. Теоретический - потому что практические занятия вы проходите уже два последних месяца. И пока ничего не поняли.
- А разве это можно понять?
- Кое-что можно.
Лидочка подумала, что совсем не загорала в этом году. Раньше никогда не боялась загара, а в этом году забыла загорать. Она прислонилась спиной к теплому камню церковной стены и закрыла глаза. Голос Теодора звучал, как фонограф - ненастоящий голос. Но она слушала его, не делая усилий.
- Я думаю, что, живя эти два месяца в одиночестве, вы задумывались уже, что значат эти табакерки и кто владеет ими.
Лидочка кивнула.
- Мы не мистические существа из сумеречного мира - мы такие же люди, как вы, Лидочка. Каждый из нас - давно или очень давно - получил при определенных обстоятельствах табакерку и был научен ею пользоваться. Но кто был первым, я не знаю, и те из нас, с кем я знаком, этого тоже не знают.
- А как вы меня отыскали?
- Вас нашел не я.
- А кто?
- Вы не знаете ее.
Лидочка поморщилась - она задавала неумные вопросы. В конце концов - какое ей до того дело?
- В связи с этим, - произнес Теодор, не отрывая глаз и повернув лицо к солнцу, - я мог бы сделать предложение. Не хотите ли вы, моя госпожа, сделать небольшую операцию? Совсем небольшую и не очень болезненную.
Так и не раскрыв глаз, Теодор запустил длинные сильные пальцы в верхний карман своей легкой куртки и вытащил оттуда нечто круглое, блестящее, подобное горошине.
- Зачем это? - спросила Лидочка.
Теодор лениво приоткрыл глаз и протянул горошину Лидочке.
- Назовем это локатором, - сказал он.
Горошина была маленькой, но весьма увесистой, словно сделана из золота.
- Если вы согласитесь поставить локатор, мы всегда будем знать, где вы. И будем знать, живы ли вы.
- А я могу позвать вас на помощь?
- В сущности, вы сделать этого не можете, - сказал Теодор. - Но если нужно будет найти вас - я это сделаю быстро.
- А кто будет меня искать?
- Кому надо, - ответил Теодор, отворачиваясь, чтобы подставить солнцу другую щеку.
- Значит, это поводок? - сказала Лидочка.
- Почему вы называете это поводком? - спросил Теодор. - Ведь локатор нужен только для того, чтобы отыскать вас в ином измерении.
- Я это уже слышала. Но если меня можно отыскать в другом измерении, в третьем измерении, значит, меня можно найти за углом и в моем доме. И может быть, приказать мне - иди, иди сейчас же!
- Чепуха, - сказал Теодор неубедительно. - Кому это нужно?
- Кому? А кто сделал такой красивый локатор? Вы?
- Нет.
- Но кто? Кто?
- Тот, кто сделал табакерки, - сказал Теодор.
- Вы его видели? Вы с ним разговаривали?
- Мне трудно ответить на этот вопрос. С одной стороны, можно сказать, что разговаривал. Но не видел... нет, я не видел. Сергей, может быть, видел... Вы видели когда-нибудь Бога?
- Или дьявола? - спросила Лидочка.
- Так вы, оказывается, спорщица?
- Вы лучше скажите, зачем все это? Зачем табакерки? Зачем нам дают эту приманку? Чтобы мы стали совсем чужие и нам можно было приказывать?
Теодор сел, потянулся. Он не был ни оскорблен, ни затронут Лидочкиными словами.
- Об этом думали и даже спорили люди не глупее вас, - сказал он, - но то, что вы задумались, - хорошо. Вы будете нужны.
- Кому?
- Всем нам. Как и мы будем нужны вам. Но я могу сказать с полной уверенностью: никому из нас ни разу не было приказано дурное.
- Значит, что-то было приказано?
- Приказано одно - узнавать, собирать информацию, которая умирает с каждым поколением. Узнавать правду.
- И это - цель вашей жизни?
- Я знаю цель повседневную, но не знаю высшей. Мы наблюдаем, мы фиксируем события и обстоятельства. Порой мы исполняем просьбы, пришедшие извне. Но просьбы эти не касаются больших перемен. Мы получаем просьбу уйти в будущее, в конкретное время, в конкретное место. Разрешить конкретную загадку.
- А в прошлое вы можете? - спросила Лидочка. Спросила не случайно, а потому что надеялась на это. Если бы можно было поставить табакерку на задний ход и вернуться в 1913 год! И оказаться рядом с Андреем до начала всех событий.
- Прошлое уже совершилось, - сказал Теодор, - оно уже есть. Как можно изменить то, что уже совершилось? Вы можете обогнать время, но не можете вернуться. В прошлом вы существовали, и вам еще предстояло пережить все, что вы пережили.
- Значит, все кончено?
- Я здесь потому, что могу исправить некоторые ваши ошибки.
- Мои ошибки?
- Да. У меня есть опыт - я давно в пути, я знаю ловушки времени.
- А сколько вам лет? - Лидочка спросила как бы из вежливости. В самом деле ее это не интересовало.
- На это у нас с вами, путников времени, есть два ответа. Мне сорок шесть лет физиологически. Столько я просуществовал. Мне шестьсот сорок один год, два месяца и один день - столько я проплыл в реке времени. Не морщите свой носик, девочка. У вас тоже двойной ход времени. Вам восемнадцать с половиной лет - столько вы прожили. И двадцать один год по обычному земному счету. Вы поняли?
- Это просто, - сказала Лидочка, не открывая глаз. - Но вам слишком много лет.
- Не знаю. Жизнь проходит одинаково быстро - шестьсот лет равны тридцати. Вы поймете это лет через сто.
- Что? Я? - Тут Лидочка очнулась. - Хватит! Я ни шагу больше не сделаю. Мне нужна была табакерка, чтобы не расставаться с Андреем. Теперь возьмите ее!
- Дослушай меня. - Теодор мягко отвел руку Лидочки с выхваченной из сумки табакеркой. - Я расскажу об одном удивительном свойстве реки времени. Оно было открыто тысячи лет назад моими коллегами и, может быть, является настоящей целью нашего с вами существования.
- Но я ни при чем! Я же не просила вас!
- Наши неофиты, новые путники тщательно выбираются и готовятся - обычно это дети путников. Тайна должна сохраняться в узких пределах. Андрей был избран для этой цели со своего рождения.
- Он отличался от обычных людей?
- Он был обычный, как вы. Но в его подготовку вмешался случай. Сначала погибли его родители...
- Они были вашими путниками?
- Да. Потом погиб Сергей Серафимович, который усыновил Андрея. Он тоже был один из нас.
- И Глаша, - сказала Лидочка.
- И Глаша.
- Но нам с Андреем табакерки достались случайно.
- Что такое случайность? Впрочем, теперь вы одна из нас. Когда вы встретитесь с Андреем...
- Я уже встретилась. - Лидочка показала на кладбище, закрытое кустами от их взоров.
- Здесь вы не можете встретиться с Андреем. Здесь он умер.
- А где-то он жив? - Лидочка вцепилась в руку Теодора - перехватило дыхание от неожиданной, дикой надежды, которая опровергала все - и реальность плиты, и окончательность смерти.
- Есть надежда, что он жив, - продолжал Теодор, глядя мимо Лидочки, поверх ее головы, в синеву неба. - Несть числа Землям и Вселенным. Пока мы существуем в своем, единственном, где нам суждено родиться, жить и умереть, мы не подозреваем, что могут быть иные миры. А эти миры есть...
- Я ничего не понимаю! Объясните же!
- Представьте себе вокзал. От платформы отходит поезд. Он движется по одному-единственному пути. Но за пределами станции от этого пути начинают отделяться другие, тупиковые. Если ты едешь по главному пути, то рано или поздно попадешь в пункт назначения. Если ты ошиблась и свернула на развилке в сторону, ты попадешь в тупик. Понимаете?
Лидочка отрицательно покачала головой.
- Представьте, что ваш поезд избрал ложный путь. Сначала вы не почувствуете разницу - ведь за окном тот же пейзаж. Те же дома и деревья. Но по мере того как пути расходятся, меняется и пейзаж за окном. И через час пути из Симферополя вы видите из окна не Джанкой, а Карасубазар.
Теодор встретился глазами с Лидочкой, но остался, похоже, неудовлетворен тем, что в них увидел.
- Пока вы жили обыкновенно, ваш путь был предначертан и исключителен. Но вот вам в руки попала табакерка. И вы приобрели способность вырваться из потока времени и нестись скорее течения. И сразу уподобились паровозу, который рискует ошибиться стрелкой.
- Но какой мир настоящий? - Лидочка начала догадываться.
- Умница! - обрадовался Теодор, видно, уже разуверился в способности Лидочки понять его. - Есть целый ряд признаков, по которым можно понять, находишься ли ты в мире основном, на главном пути, либо попала ненароком в ответвление. Главное, запомните: чем дальше расходятся колеи исходящих миров, тем больше накапливается в тупиковом мире несуразностей, нелогичностей, тем ближе он к саморазрушению. Вы не найдете отличий в первый месяц, может, даже в первый год раздельного существования, но постепенно начинают нарушаться причинно-следственные связи...
- Я попала не на тот путь? - Лидочка спросила быстро, будто опасаясь, что Теодор передумает и назовет настоящим миром тот, в котором Андрюша умер.
- В настоящем мире, когда я покидал его, - сказал Теодор, - Андрей жив и ищет вас.
- Теодор, миленький!
- Девушка, нас могут увидеть, - усмехнулся Теодор.
- Какая я дура! Как я смогла смириться с его смертью! А ведь минуту назад я в нее верила.
- Как доверчивы люди!
- Только не смейте говорить, что пошутили!
- Я не шучу.
Лидочке хотелось воскликнуть: "Ну скорей же! Полетели в настоящий мир!" - но она сдерживалась. Словно боялась сглазить.
- Мира, в котором мы с вами находимся, - произнес Теодор, - можно сказать, не существует. Происхождение его непонятно - есть мнение, что он создается человеческим воображением.
Слепень опустился на щеку Теодора и укусил его, прежде чем тот успел его согнать. Теодор хлопнул себя по щеке. Слепень избег удара.
- И слепня тоже не существует? - спросила Лидочка. Ей хотелось смеяться.
- Ни слепень, ни люди, обитающие здесь, не подозревают, что они - фантомы.
- Как мы не подозреваем, что мы - фантомы, - сказала Лидочка.
- Они мучаются, им больно, они погибают...
- А я?
- Что вы?
- А где "я" этого мира?
- Вас здесь нет. Иначе вы не могли бы здесь появиться.


[ назад ] [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ]
[ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ]
[ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ] [ 40 ] [ 41 ] [ 42 ] [ далее ]
Хостинг от uCoz