[ новости космоса ][ читать другие книги ]
- Эта комедия была нужна нам для цели достойной.
- Может быть. Я же ничего не сказал.
- Тогда считай, что мы с ним карбонарии, которые таким образом смогли выведать настроения и мнения правящей фамилии.
- Вы не хотите говорить со мной серьезно.
- Нет, не хочу. Между делом ты ничего не поймешь. Глаша рассказала мне о поступке твоего друга...
- Он пошутил.
- Это безобразие, - вдруг рассмеялся Сергей Серафимович. - Хватать за коленку великую княжну! С ума сойти! Ну и друзья у тебя, Андрюша!
- Он мне не друг. Он приятель по гимназии.
- Не спеши отрекаться. Еще не прокричал петух.
Андрей глядел вниз. Огоньков было куда меньше, чем вечером. Только выделялась цепочкой искр набережная да светились иллюминаторы парохода, что швартовался у мола.
Большая ночная бабочка ударилась о фонарь так, что он закачался, спланировала вниз и уселась на рукав Сергею Серафимовичу.
- Ты все забыл? - спросил отчим.
Андрей пригляделся к бабочке. Толстое мохнатое тело, пеструшкины крылья чуть ли не в пядь.
- Церура винула, - сказал Андрей. Вернее, сказал его язык - он сам не думал, что помнит название этой редкой хохлатки.
- Правильно, Большая гарпия. Чудесный экземпляр. У меня в коллекции куда хуже.
Бабочка лениво взмахнула крыльями и поползла по рукаву, набирая разбег. Потом сорвалась и полетела в темноту.
- А славно было в горах, - сказал Сергей Серафимович. И Андрей понял, что отчим ждет подтверждения своим словам.
- Славно, - согласился он.
Небо очистилось от облаков, и звезды на нем были яркими, чистыми, словно между ними и Андреем не было ничего - ни воздуха, ни расстояния. Где-то там внизу спит Лидочка. Ее волосы разметались по подушке, она улыбается во сне...
- Как спокоен и гармоничен этот мир, - произнес отчим. - Он не ведает ни смерти, ни крови. Хотя именно сейчас вон в том доме - видишь огонек - умирает от чахотки красивая молодая женщина. Она задыхается, она просит свою мать спасти ее... Впрочем, даже эти страдания и эта приближающаяся смерть не могут нарушить общей гармонии.
Андрей смотрел на одинокий огонек на склоне горы, ему казалось, что он летит к нему, к той комнате, где распахнуты окна, чтобы впустить ночной воздух, словно он видит, как та женщина приподнялась на локте и тянется к звездам, которые она видит в последний раз...
Огонек мигнул и погас.
- Что? - спросил Андрей вслух.
- Я ошибся, - просто ответил Сергей Серафимович. - Сцена, которую я тебе нарисовал, происходит в другом доме. А там, куда ты смотрел, только что легли спать. И потушили свет.
- Вы не знали? - Андрей почувствовал себя обманутым. Отчим был самым раздражающим человеком на Божьем свете.
- Завтра встанет солнце. Перед отъездом ты еще искупаешься и, может быть, даже увидишь прекрасную незнакомку... если не увидел ее сегодня. Ты находишься в том счастливом романтическом возрасте, когда прекрасное, каким бы хрупким оно ни было, легко находит путь к твоему сердцу. Мне приятно, что ты добрый и честный человек, Андрюша.
- Люди меняются.
- Чепуха. Я тебя отлично знаю. Хотя бы потому, что куда внимательнее наблюдал за твоим ростом и возмужанием, чем тебе кажется. Мне нельзя привязываться к людям, привязанность ведет к страданию. После смерти твоей матери я старался отрешиться от привязанностей. Может быть, я тебя обижал невниманием и кажущимся равнодушием. Когда-нибудь ты поймешь, что я старался это делать ради твоего же блага.
Сергей Серафимович замолчал, словно ждал вопроса, но не дождался и продолжал:
- Неумолимый и быстрый поток времени несет нас вперед, и там, впереди, обязательное расставание. Даже если ты можешь отчасти управлять этим потоком, поправляя курс лодки хрупким веслом, даже если тебе дано убежать от времени, оно все равно догонит тебя и сожрет. У Хроноса ненасытная пасть. Если бы ты знал, сколько мне довелось пережить... Впрочем, тебе это неинтересно, потому что пока ты не замечаешь, как стремителен этот поток. Ты видишь лишь искры, что отражаются от золотых рыбок в глубине... Иди, тебе пора спать.
- Да, я пойду. Спасибо.
Сергей Серафимович чуть приподнял брови, словно удивился быстрому согласию пасынка, потом протянул руку, и Андрей пожал ее. Рука была сильной, прохладной и сухой.

x x x

Андрей ощупью прошел к своей комнате.
У кровати горел ночник, возле него носилась наперегонки ночная мошкара. Андрей задул ночник и думал, что заснет, но сон не шел. В закрытые глаза било солнце, оно ореолом окружало профиль Лидочки. <Господи, до чего я несчастен и одинок!>
Скрипнула половица, затем запели ступеньки. Отчим поднимался к себе в кабинет. Потом за стеной звякнуло, словно ложка о стакан. Значит, Глаша еще не спит. Вдали забрехала собака.
Воображение создало образ Глаши, что раздевается за стенкой, но звуки, доносившиеся оттуда, были непонятны... Все стихло.
Андрей не помнил, как поднялся. Он очнулся у Глашиной двери. Сердце билось, как после бега. Надо было толкнуть дверь, но рука была тяжелой и не подчинялась. Андрей мысленно уговаривал Глашу: ведь ты знаешь, что я здесь, ты должна открыть дверь...
Дверь не открывалась, и, поняв наконец, что стоять далее так невозможно, Андрей толкнул дверь ладонью. Дверь была заперта. Он удивился - от кого бы заперлась Глаша? Потом постучал костяшками пальцев. Никакого ответа. Он постучал снова.
И тогда услышал, как скрипнули пружины кровати и босые ступни зашлепали к двери.
- Ты что, Андрюша? - послышался шепот из-за двери, и Андрею стало сладко оттого, что она догадалась, кто именно пришел к ней ночью, и не сердится.
Андрей с ужасом сообразил, что не подготовил никаких слов, он не знает, что надо сказать и что положено говорить в таких случаях.
- Глаша, мне надо поговорить с тобой.
- Завтра поговоришь, Андрюша, спи.
- Глаша, я на минутку. Я только скажу два слова.
- Поздно.
- Но я тебя умоляю!
Звякнул крючок. Дверь приоткрылась.
Глаша была в длинной ночной рубашке, волосы распущены, глаза казались совсем черными. <Странно, - подумал Андрей. - Здесь совсем темно, а я ее вижу>.
Одной рукой Глаша придерживала дверь, другую положила себе на грудь, прикрывая ее.
- Иди спать, - шептала она, удерживая дверь, потому что Андрей тупо нажимал на нее, норовя войти, словно в этом была его основная цель. - Иди спать, ты с ума сошел.
- Глаша, мне очень нужно, на минутку, ты же понимаешь...
- Глупый, глупый, Сергей Серафимович услышит, что же тогда будет?
- Он спит, ты же знаешь.
- Иди, Андрюша, иди, завтра проснешься, тебе стыдно станет.
Видно, сообразив, что так ей Андрея не пересилить, Глаша оторвала руку от груди и толкнула Андрея. Он перехватил ее полную горячую руку и потянул к себе. Но в этот момент наверху скрипнула дверь - то ли от сквозняка, то ли Сергей Серафимович не спал и, услышав шум снизу, вышел из кабинета. Андрей замер, а Глаша, воспользовавшись этим мгновением, захлопнула дверь. Звякнул крючок. Андрей стоял затаив дыхание. Но сверху не доносилось ни звука. А по ту сторону двери стояла Глаша. Андрей знал, что она не уходит.
- Спокойной ночи, - долетел из-за двери шепот. Андрею послышалась в нем усмешка.
Он на цыпочках дошел до своей комнаты, закрыл за собой дверь и остановился у окна. Как все неловко и глупо вышло! Он, как барин Нехлюдов в <Воскресении>, пытался овладеть горничной. Это же низко! В нем не было злости на Глашу - только раздражение против своей необузданной плоти - вся унизительность его положения обрушилась на него. Он не должен был так поступать - не имел права. Если бы вчера ему сказали, что он будет ломиться в дверь служанки отчима, он с оправданным презрением взглянул бы на того человека. Что же происходит с ним? Неужели зверь, заточенный в нем, столь силен и бесстыден, что заставляет забыть о высоком чувстве, посетившем его недавно?
В доме и в саду царила тишина. В предрассветный час даже цикады замолкли. <Глупо, глупо, глупо>, - повторял Андрей, забираясь под легкое покрывало и накрываясь с головой, чтобы скорее заснуть и забыть обо всем. Ужасный день, постыдный день... Завтра с утра он уедет в Симферополь.

x x x

Утром Андрей проснулся поздно, в десятом часу.
Просыпаясь, он услышал сначала дневные веселые звуки: пение птиц, далекие голоса, квохтанье кур, звон ведра... Открыл глаза, увидел белый потолок, по которому пробежала замысловатая, похожая на Волгу трещина, и вспомнил ее - вспомнил, как в прошлом году так же просыпался в этой комнате и так же смотрел на эту трещину... Он потянулся, понимая, как хороша жизнь, и тут же зажмурился, потому что утро таило в себе обман - оно, такое светлое и невинное, сохранило память о вчерашнем. Скорее уехать... Может, выскочить через окно и, не прощаясь, покинуть дом, только бы не видеть укоризны в глазах Глаши, а то и презрительного выговора. А что, если отчим тоже услышал его ночные мольбы... <Господи, за что ты так наказываешь меня?>
Но если выскочить в окно - как доберешься до Симферополя без единой копейки? Искать Беккера? У него ничего нет, да и не хочется видеть его. Ахмет наверняка катает князей по горам...
- Андрю-юша! - сказала Глаша, заглядывая в окно. - Ты все на свете проспишь. Я уж два раза самовар ставила.
Глаша стояла за окном, опершись ладонями о подоконник. Она была в розовом платье с короткими рукавами и переднике, волосы собраны в темно-золотой пук.
- Доброе утро. - Андрей понял, что ничего дурного ночью не случилось. И в этом было возвращение счастья.
- Давай, давай, не залеживайся! - Глаша рассмеялась, показав ровные белые зубы. - Одна нога здесь, другая там!
Андрей вскочил с кровати. Глаша откровенно и весело глядела, как он натягивает брюки.
- Жарища сегодня будет, - сказал она. - Просто ужасно.
- Который час? - спросил Андрей. Ему хотелось как-то выразить благодарность Глаше за то, что она так легко отпустила ему ночные грехи.
- Скоро десять, - сказала Глаша. - Я тебе на кухне накрыла. Не обидишься?
- Да хоть в чулане!
Глаша ушла, и Андрей, умываясь, слышал, как она созывает кур:
- Цыпа, цыпа, цыпа... идите сюда; цыпа, цыпа, цыпа...
Андрей прошел на кухню - прохладную, светлую и чем-то иностранную, может, от белых плиток, которыми были покрыты стены, серебряного блеска кастрюль и золотого сияния тазов. Глаша застелила белой салфеткой край кухонного стола.
- А отчим где? - спросил Андрей.
- Сергей Серафимович с утра уехали, - сказала Глаша. - В Массандру, там какие-то профессора из Парижа собрались поспорить, чей виноград лучше. Ты же знаешь, он у нас большой ботаник.
Это даже к лучшему. В сущности, они уже вчера попрощались.
- Ты молочка сначала выпей, - сказала Глаша. - Знаешь почему? Его нам сверху, с Ай-Петри привозят. Там травы особенные, горные...
Глаша хлопотала, подставляла ему горный мед и черешню - это была обыкновенная, крепкая, налитая силой и здоровьем Глаша, совсем не та желанная, таинственная женщина, столь смутившая Андрея, когда он увидел ее за пианино в полутемном, наполненном жгучим пряным ароматом кабинете отчима.
- Просто чудо, - говорила она, - сегодня утром встаю - все куры, понимаешь, все без исключения снеслись. Ты только посмотри.
Она взяла с широкой полки большую миску, до краев полную яиц.
- Может, возьмешь с собой, Марии Павловне, а?
- Ну куда я с яйцами через перевал? - рассмеялся Андрей. - Я яичницу привезу.
Чай был душистый, темный, Глаша наливала его из заварного чайника с голубыми розами и щербинкой на носике. Андрею чайник был знаком уже много лет.
- Ты дальше что будешь делать? - спросила Глаша. - Сейчас домой или, может, искупаешься? В море хорошо сейчас!
- А в самом деле! - сказал Андрей. - Искупаюсь сначала.
- Только к обеду возвращайся. Я окрошку сделаю, у нас ледник хороший. Пообедаешь, поспишь, а как жара схлынет, поедешь. У нас теперь в Симферополь автобус ходит. Знаешь?
- Нет, не слышал.
- Евстигнеевы, которые раньше линейки держали, автобус купили. Немецкий. Дыму от него - ужас. К ночи дома будешь.
Все устраивалось как нельзя лучше.
- А ты небось купальный костюм не взял? Так в сундучке под твоей кроватью должен быть, еще с того года. Если, конечно, налезет. Уж очень ты широкий стал.
- А когда Сергей Серафимович вернется?
- Он к вечеру приедет. Думаю, к вечеру. Куда спешить?
Было жарко, мухи жужжали у марли, натянутой на окно. Глаша - ах! - смахнула осу, что опустилась на скат груди. И Андрей тут же вспомнил ночь - не умом, а телом вспомнил. И отвернулся.
Когда Андрей, с легкой сумкой, в которой лежал купальный костюм, полотенце и томик Леонида Андреева, спустился вниз к пляжу, мысли его совершенно покинули дом отчима, и возможность свидания с Лидочкой завладела им. С каждым шагом к набережной все большее волнение овладевало Андреем. Жара господствовала на нижних улицах и у моря, набережная как вымерла, лишь левее мола, на городском пляже, слышны были голоса, которые сливались с шумом моря, совершенно спокойного и как будто масляного, но набегавшего на гальку неожиданно пушистыми пенными волнами.
Андрей постоял немного возле того киоска с сельтерской, где впервые увидел Лидочку, словно она должна была вернуться туда, а потом долго торчал на солнцепеке над пляжем, стараясь во множестве людей разглядеть Лидочку, что, конечно же, было невозможно, тем более что в большинстве люди старались, выбравшись из моря, сразу спрятаться под полосатые тенты или зонты.
Почему же он так легкомысленно решил, что увидит Лидочку именно здесь? Ведь не исключено, а даже вероятно, что Беккер мог пригласить ее на Ай-Тодор или к водопаду Ак-Су, чтобы провести с ней время в прохладе гор и леса, а не здесь... И поняв, что Лидочка сейчас находится где-то в обществе Коли, Андрей расстроился. К тому же, вспомнив о Коле, он понял, что ведет себя не как джентльмен, потому что даже в мыслях не должен был желать встречи с Лидочкой, сердце которой принадлежит Беккеру.
Андрей спустился на пляж. Места под тентом ему не нашлось, потому он расстелил полотенце прямо на гальке, разделся и улегся с книгой, которую раскрыл, но читать не намеревался. Купальные трусы, что он отыскал в сундуке, были тесны и старомодны - полосатые, они почти достигали колен, тогда как многие модники ходили по пляжу в куда более коротких одноцветных трусах.
Солнце палило безжалостно, и через несколько минут бесцельного разглядывания купальщиков Андрей поднялся и пошел к воде. Войдя в море по колени, он долго стоял, с удовольствием ощущая, как волны разбиваются о его ноги и брызги холодят тело. В отличие от большинства обитателей сухопутного Симферополя Андрей хорошо плавал. Сергей Серафимович специально, еще в первом классе, научил его плавать, причем разными стилями.
Преодолевая сопротивление воды, Андрей рванулся вперед и нырнул. И стал частью моря, жителем его, для которого вода ничуть не опаснее воздуха.
Андрей поплыл к сверкающей дали. Голоса и шум пляжа остались сзади, вокруг было только море, солнце, небо и он сам.
Андрей перевернулся на спину и закрыл глаза. Солнце обжигало лицо, а телу было прохладно.
И этот покой и простор изгнали из Андрея мелкие печальные мысли. Он был песчинкой в море мироздания, оплодотворенной сознанием и ощущением простора. Река времени, о которой говорил отчим, была бескрайней и чистой, как Черное море, которое никогда не станет грязным и мелким.
Когда Андрей открыл глаза и огляделся, оказалось, что его отнесло довольно далеко от берега. Он не спеша поплыл обратно, преодолевая течение и даже зная заранее, в каком месте пляжа выберется на берег.
Наконец берег приблизился, но Андрею не хотелось вылезать на солнце, и он, лениво поводя руками, замер в воде, разглядывая пляж, белые домики, поднимавшиеся по зеленому откосу к темной щетине леса, из которого торчали скалистые зубы Ай-Петри.
- Коля! - закричал женский голос совсем рядом. - Иди сюда!
Радость и разочарование столкнулись в сердце Андрея.
На берегу, у кромки воды, стоял Коля Беккер, в модных красивых купальных трусах, сложенный, как греческий бог, уже успевший легонько, в красноту, загореть, так что не выделялся, подобно Андрею, своей белизной среди прочих купальщиков.
Андрей повернул голову и увидел, что в двух саженях от него по пояс в воде стоят Маргарита и Лидочка. Маргарита машет руками, призывая Колю, а Лидочка поправляет ленту, которой схвачены ее русые волосы. Обе были в красивых купальных костюмах, только на Маргарите он был голубой без узоров, а Лидочка была в зеленом костюме, рисунок на котором представлял собой волнистые линии, словно был продолжением морских волн.
Первым увидел Андрея Коля.
- Смотри кто к нам пожаловал! - крикнул он, шагнув к воде. - Как ты выследил нас, Посейдон?
В несколько гребков Андрей выплыл на мелкое место и встал.
- Я вас не выслеживал! - ответил он. - Я только что приплыл. Вон оттуда!
Лидочка смотрела на него, рассеянно улыбаясь, как хозяйка гостю, который пришел поздно, а все стулья за столом заняты.
Коля вошел в море, рассекая коленями воду, и остановился между девушками и Андреем.
- А я думал, что ты сегодня утром уедешь.
- Я тоже так думал, - сказал Андрей с некоторым злорадством, ощущая настороженность Беккера. - Но потом решил искупаться. Вы давно здесь?
- Недавно пришли, - сказала Маргарита. Она собрала пышные волосы под специальную купальную шапочку, и оттого обнаружились широкие скулы, а нос и глаза казались куда больше. Она выглядела совсем иначе, чем вчера, - грубее и чувственней - и это к ней притягивало.
- Ахмета видел? - спросил Коля.
- Он вчера у нас был, - сказал Андрей. И не удержался: - Вместе с Марией Федоровной и Юсуповыми.
- Какой Марией Федоровной? - спросила Маргарита.
- Вдовствующей императрицей.
Коля фыркнул, высказывая недовольство неудачной шуткой приятеля.
- Что же им у вас делать?
- Они знакомы с отчимом, - сказал Андрей. - Он пригласил для них знаменитого медиума.
- Ой! - сказала Лидочка. - Вы вызывали духов?
- Господи, какая чепуха, - сказал Коля. - Мы живем в двадцатом веке, и среди нас все еще бытуют ведьмы, медиумы и хироманты. Я почему-то представлял твоего отчима интеллигентным человеком.
- Вы не правы, - сказала Лидочка. - В потустороннее существование верят известные и уважаемые люди.
- Я не имею в виду религию, - сказал Коля. - И не отрицаю существования высшей силы. Но суеверия - увольте!
- Не знаю, - сказала Лидочка, смутившись, словно стеснялась собственной отсталости. - Но мне кажется, что в этом что-то есть.
- Поплыли! - предложил Андрей. - Чего здесь стоять?
Андрей отлично знал, что Коля не умеет плавать, хотя вряд ли позволит себе в этом признаться.
- Конечно, поплыли, - поддержала его Лидочка.
- Ты же знаешь, что я плаваю, как топор, - раздраженно сказала Маргарита.
- Я вас буду учить, - сказал Андрей, обрадовавшись тому, что Лидочка согласна плыть. Он надеялся на это с самого начала, потому что знал, что в отличие от прочих Лидочка - ялтинская.
- В самом деле, это неэтично, - сказал Коля. - Мы не можем оставить Маргариту одну.
- Спасибо, - сказала Маргарита и благодарно взяла его за руку. - А вы далеко не заплывайте!
Лидочка, изогнувшись назад, неожиданно выскочила из воды, и резко, размашисто поднимая тонкие загорелые руки, поплыла на спине от берега. Андрей догнал ее и поплыл рядом.
- Вы не устанете? - спросил он.
- Я могу весь день плыть, - сказала Лидочка. - Я же здесь выросла.
- Меня отчим учил плавать, - сказал Андрей.
- Я его видела, - сказала Лидочка. - Он такой высокий, худой, с трубкой всегда ходит.
- Я не знал, что вы знакомы.
- Мы не знакомы, но зимой Ялта становится совсем пустая, и в ней остаются только постоянные жители. И я всех знаю в лицо, особенно если это необычный человек.
- Он ученый, ботаник, - сказал Андрей.
- Я слышала. А в самом деле у вас была императрица?
- Разве я похож на лжеца?
- А на кого похожи лжецы? - спросила Лидочка. В ней было лукавство столь близкое к наивности, что Андрей не мог, да никогда и не сможет провести между ними грань, да и сама Лидочка порой не отдавала себе отчета в том, шутит ли она либо серьезна в своей деловитой наивности.
- Лжецы носят на себе печать. Посреди лба. Как клеймо.
- Спасибо, а то мне так трудно порой разобраться, кто хочет мне добра, а кто хочет меня обмануть.
Они плыли не спеша, море было как бы продолжением их тел и этим их объединяло.
- И вы тут всегда живете?
- Да, уже шестой год, - сказала Лидочка. - У мамы начался процесс в легких, и врачи посоветовали изменить климат. Папа перевелся сюда из Одессы.
- А как сейчас ваша мама?
- Спасибо, ей лучше.
- У меня мама тоже здесь жила, - сказал Андрей.
- А потом?
- Она умерла от чахотки, - сказал Андрей.
- Здесь? Давно?
- Давно, я был совсем маленький.
- Простите, я не знала.
- Это было давно.
- Как странно встретить человека, у которого такая же беда...
- Но ваша мама выздоровеет.
- Спасибо. Поплывем обратно?
- Давайте еще немного, - сказал Андрей. - Вон до той лодки. Посмотрим, что поймал этот чудак.
- А наши не будут волноваться?
- Волноваться можно, когда что-то угрожает.
- Волнуются, когда кажется, что есть угроза.
- Это называется - пустые хлопоты.
Вблизи лодка оказалась куда больше, чем издали, - ее черный борт навис над пловцами. Толстый человек с темным лицом, в широкополой соломенной шляпе, крикнул:
- Не подплывайте, лески оборвете!
- Мы хотели у вас рыбы купить! - сказал Андрей.
- Ну что за нравы! - рассердился толстяк.
- Поплыли обратно, - сказала Лидочка. - Он ничего не поймал и боится в этом признаться.
Вдруг толстяк резко поднялся в лодке, так что она опасно закачалась, чуть не зачерпнув бортом воды. Он выпрямился, подняв со дна лодки связку крупных скумбрий, и, размахивая ею в воздухе, воскликнул:
- Это называется <не поймал>? Это так называется? Какое вы имеете право обвинять человека, ничего не зная?
Андрей так рассмеялся, что чуть не наглотался воды, а Лидочка заработала руками, как мельница, отплывая от сердитого толстяка. Она тоже смеялась.
- Вам это и не снилось! - кричал рыбак вслед.
Потом уселся на банку и резко потащил из воды одну из удочек. Серебряная рыба взметнулась вверх к солнцу и неудачно упала на шляпу рыболову, шляпа свалилась в воду, он перегнулся, доставая, а потом стал помогать себе веслом, а рыба подпрыгивала в лодке. Это было смешно, они плыли и смеялись. Потом Лидочка обернулась назад и высоко подняла из воды руку, прощаясь с рыбаком, который уже снова склонился над удочками.
- Вы зимой здесь будете жить? - спросил Андрей.
- Я кончаю гимназию, - сказала Лидочка. - А вы куда?
- В университет. В Москву.
- Я жду не дождусь будущего года, - сказала Лидочка. - Мне так надоело здесь жить, как в банке, где все пауки уже знакомые.
- Я думал, что вам здесь нравится.
- Летом бывает интересно, а осенью и зимой ужасно.
- А вы что будете делать после гимназии?
- Я хочу стать художником.
- Вы рисуете?
- Я пишу акварели.
- У меня нет ни одного знакомого художника.
- Если хотите, мы можем зайти к нам. Только вам не понравится. Это только пейзажи и цветы. Я беру уроки у одной дамы.
- Мне обязательно понравится, - убежденно сказал Андрей.
Лидочка посмотрела на него внимательно. Они плыли совсем рядом - можно было протянуть руку и дотронуться.
- Коля фон Беккер ваш друг?


[ назад ] [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ]
[ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ]
[ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ] [ 40 ] [ 41 ] [ 42 ] [ далее ]
Хостинг от uCoz