[ новости космоса ][ читать другие книги ]
решающий момент собственные тревоги, смятение, застилающую глаза ярость и
вспоминали обо всем этом только позже, в более подходящей обстановке.
Однако Гордон был слеплен из другого теста. Вместо решительности его все
больше одолевали сомнения и даже угрызения совести.
Сомневался он не в правильности принятого решения. Стандарты его
теперешней жизни требовали именно таких действий, и никаких иных. Это был
единственный способ выжить. Даже если ему суждено сейчас погибнуть, то он
хотя бы унесет с собой в могилу нескольких негодяев, чем облегчит задачу
следующим за ним путникам.
Однако по мере приближения схватки он все яснее сознавал, что не желает
такой развязки. На самом деле ему вовсе не хотелось убивать этих людей. Он
был таким всегда, даже в те дни, когда служил в крохотном взводе
лейтенанта Вана и сражался во имя поддержания мира и сохранения хотя бы
осколка нации, которую уже настигла смерть. Если потом он избрал жизнь
менестреля, странствующего лицедея и время от времени наемного работника,
то причина отчасти заключалась в том, что ему хотелось всегда находиться в
пути, ибо так было больше надежды увидеть свет.
Некоторые выжившие после войны общины принимали в свои ряды чужаков.
Желаннее всего были, естественно, женщины, но порой и мужчинам не давали
от ворот поворот. Однако здесь нередко таилась ловушка: слишком часто
новичку приходилось участвовать в дуэли, чтобы, умертвив соперника,
завоевать право восседать за общинным столом; либо приносить как
доказательство своей доблести скальп человека из враждебного клана.
Настоящих холнистов осталось уже немного как на равнинах, так и в
Скалистых горах. Однако в попадавшихся на его пути поселениях выжившие
люди слишком часто требовали соблюдения ритуалов, вызывавших у Гордона
непреодолимое отвращение.
И чего же он добился? Сейчас он пересчитывает пули, холодно отмечая про
себя, что боеприпасов хватит, чтобы расквитаться со всеми бандитами до
последнего.
Поперек пути встал новый раскидистый куст, усыпанный не столько
ягодами, сколько шипами. Гордон решил его обойти, соблюдая в сгущающихся
сумерках удвоенную осторожность. Его чувство направления - безошибочное
после четырнадцати лет скитаний, как автоматический прибор - не давало
сбоев. Двигался он бесшумно, предаваясь мех тем невеселым мыслям.
Если разобраться, то остается лишь недоумевать, как такой человек, как
он, прожил столь долго. Все, кого он знал прежде, кем восхищался в юности,
погибли, унеся с собой надежду. Приятный мир, созданный специально для
таких мечтателей, как он, развалился, когда ему было всего восемнадцать.
Прошло немало времени, прежде чем он осознал, что его неиссякаемый
оптимизм, похоже, сродни помешательству с оттенком истерии.
Черт возьми, а кто в эти дни не безумен?
"Никто, - отвечал он себе. - Однако паранойя и депрессия вполне
объяснимы при сложившихся обстоятельствах. Идеализм же - просто признак
глупости".
Мазок синевы, замеченный уголком глаза, заставил Гордона остановиться.
Вглядевшись в заросли, он обнаружил на расстоянии всего одного фута
россыпь голубики, почему-то пропущенную медведем. Туман обострил обоняние
Гордона, и он сумел различить слабый аромат ягод.
Не обращая внимания на колючки, он запустил руку в заросли и набрал
целую гореть голубики. Через секунду он ощутил на языке сладость самой
Жизни.


Сумерки сменились тьмой; в небе загорелись едва видные звездочки.
Ледяной ветер задувал под изодранную рубаху Гордона, напоминая, что пора
довести начатое до конца, иначе его пальцы онемеют от холода и он даже не
сможет спустить курок.
Вытерев сладкие от ягод руки о штаны, он вышел из-за кустов. Внезапно
футах в ста от него блеснуло стекло, отразившее последний луч заката.
Гордон тут же шарахнулся назад, осторожно достал револьвер и долго сжимал
левой рукой правое запястье, чтобы унять дрожь. Настала время проверить, в
порядке ли револьвер. Раздался уверенный щелчок. Запасные патроны
оттягивали нагрудный карман его рубахи.
Готовясь к прыжку, он откинулся спиной на стену кустарника, смирившись
с уколами шипов, и напоследок прикрыл глаза, призывая себя к спокойствию и
милосердию. В промозглой тьме Гордон слышал только собственное дыхание, да
еще ритмичный стрекот кузнечиков. Вокруг свивался в кольца холодный туман.
"Что ж, - со вздохом заключил он, - иного пути нет". Держа револьвер
наготове, он выглянул из укрытия.


Его взору предстало нечто странное. Удивительнее всего было то, что
стеклянная панель оказалась совершенно темной. Загадкам не было конца;
Гордон отказывался найти объяснение встретившей его тишине. Он полагал,
что бандиты разведут огонь и будут шумно праздновать свою удачу.
Темнота уже до того сгустилась, что он не различал собственной руки.
Вокруг высились деревья, напоминавшие сейчас гигантских троллей.
Стеклянную панель окружало нечто темное; в стекле смутно отражались чуть
светлеющие на западе облака. Между Гордоном и его находкой проплывали
клочья тумана, отнюдь не помогая лучше видеть и соображать.
Он медленно двинулся вперед, все время поглядывая под ноги. Не хватало
только наступить на сухой сук или напороться на острый камень!
Когда он снова поднял глаза, ему показалось, что он утратил связь с
реальностью. То, к чему он приближался, не было похоже ни на что из того,
что он был готов здесь обнаружить. Застекленный предмет больше всего
напоминал ящик с большим окном в верхней части. Низ, впрочем, больше
походил на крашеный металл, нежели на доски. По углам...
Туман неожиданно сгустился. Гордон сообразил, что заблуждался с самого
начала. Он ожидал набрести на дом; сейчас, подобравшись ближе, обнаружил,
что его отделяет от находки куда меньшее расстояние. Ее очертания казались
ему все более знакомыми, напоминающими...
Случилось неизбежное: под ногой хрустнула ветка. Треск наполнил его
уши, как раскат грома, и он мгновенно растянулся на земле, отчаянно
вглядываясь в темноту. Его глаза обладали сейчас невероятной зоркостью,
порожденной страхом; казалось, еще минута - и его взор пронзит туман.
И верно, туман послушно рассеялся. Зрачки Гордона расширились:
оказалось, что он находится в какой-то паре метров от окна, в котором
сейчас отразилась его физиономия с выпученными от ужаса глазами и
всклокоченными волосами. Но в окне он увидел не только себя: из полутьмы
за стеклом его приветствовал оскалом голый череп.
Гордон отпрянул, чувствуя, как по его спине с шуршанием путешествует
легион мурашек. Револьвер беспомощно повис в упавшей руке, рот беззвучно
раскрылся. Он тонул в тумане, ожидая дальнейших доказательств собственного
безумия; при этом ему все же очень хотелось, чтобы мертвая голова
оказалась обманом зрения.
"Увы, бедный Гордон!.." Жуткий образ Смерти, на который наложилось
сейчас его отражение в стекле, покачивался, приглашая новичка в свою
компанию. Еще ни разу за все эти страшные годы овладевшая миром Смерть не
являлась ему в виде призрака. Голова Гордона сделалась пустой до звона в
ушах; он и помыслить не мог, чтобы отклонить предложение этого обитателя
замка Эльсинор. Он прирос к месту, не в силах отвести взгляд и
пошевелиться. Череп - и его, Гордона, лицо... Его лицо и череп... Он был
сражен без боя, и победитель довольно ухмылялся, празднуя победу.
Спасение явилось Гордону в виде банального, обезьяньего рефлекса.
Даже самое кошмарное, пригвождающее к месту зрелище не может заставить
человека стоять не шелохнувшись до скончания века, тем более когда ничего
нового не происходит. Пускай его покинула смелость, и образованность
только добавила ужаса, да и нервная система - и та не поспешила на
выручку, - тут-то свое слово скажет скука.
Гордон услыхал хриплый присвист, с которым вырывался из его груди
воздух. Сам того не желая, он медленно отвел глаза от лика Смерти.
Инстинкт без помощи рассудка отметил, что стеклянное оконце является
частью двери. Ниже располагалась ручка. Слева находилось еще одно оконце.
Справа же... справа была крышка.
Крышка капота джипа.
Это оказался давно брошенный, насквозь проржавевший джип с древними
эмблемами правительства Соединенных Штатов; внутри джипа был заперт скелет
давно почившего государственного служащего, чей череп усмехался, таращась
на Гордона сквозь окошко со стороны правого сиденья.
Гордон выдохнул сразу всей грудью, как удавленник, с горла которого
сдернули веревку, ощущая одновременно облегчение и замешательство.
Выпрямляясь, он испытал те же ощущения, с которыми входит в мир
новорожденный. Гордон тоже родился сейчас во второй раз.
- О боже! - произнес он, лишь бы услышать звук собственного голоса.
Торопливо, помогая себе взмахами рук, он обошел машину, то и дело
оглядываясь на ее мертвого хозяина; движения помогли ему освоиться с
реальностью. Глубоко дыша, Гордон чувствовал, как успокаивается пульс и
стихает шум в ушах.
Немного погодя он уселся на землю, привалившись спиной к холодной
дверце джипа. Все еще не в силах унять дрожь, он убрал револьвер в кобуру.
Потом припал губами к фляжке и утолил жажду долгими глотками. Он предпочел
бы сейчас что-нибудь покрепче, но и вода принесла немалое облегчение.
Темная, пронизывающая до костей ночь вступила в свои права. Тем не
менее Гордону потребовалось некоторое время, чтобы истина предстала перед
ним по всей неприглядности. Теперь ему ни за что не отыскать бандитского
логова, ибо он, обманувшись, забрался слишком далеко. Впрочем, джип может
послужить каким-никаким укрытием, раз уж в округе не наблюдается ничего
более подходящего.
Он с кряхтением поднялся и взялся за ручку на дверце, с трудом
припоминая движения, бывшие когда-то более знакомыми двум сотням миллионов
его соотечественников, чем обычная ходьба. Немного посопротивлявшись,
дверца распахнулась, издав пронзительный скрип. Устроившись на
потрескивающем виниле сиденья, Гордон огляделся.
Джип оказался с правым рулем - такие машины использовались в
незапамятные времена, еще до Светопреставления, почтовым ведомством.
Мертвый почтальон - вернее то, что от него осталось, - занимал совсем
немного места. Гордон старался не смотреть в его сторону.
Багажный отсек джипа был забит брезентовыми мешками. В тесной кабине
устоялся плотный запах старой бумаги, и этот запах заглушал аромат
мумифицированных останков.
Не веря еще в свое счастье, Гордон вцепился в укрепленную в зажиме
стальную фляжку. Внутри раздалось бульканье. Раз после шестнадцати или
даже более лет в ней оставалась жидкость, значит, она была закрыта
герметически. Попытавшись свинтить крышку и не добившись успеха, Гордон
разразился проклятиями. С силой несколько раз ударив крышкой о дверцу, он
возобновил попытки.
Только когда у него на глазах выступили слезы отчаяния, крышка
поддалась. Еще немного - и усилия были вознаграждены: крышка провернулась
на ржавой резьбе, и ему в нос ударил пьянящий, давно забытый аромат виски.
"Вдруг я и впрямь был хорошим мальчиком? Вдруг Бог и впрямь
существует?"
Сделав большой глоток, он закашлялся, гортань опалило огнем. Еще два
глотка поскромнее - и он с блаженным стоном откинулся на спинку сиденья.
Пока еще Гордон не чувствовал себя готовым стащить с узких плеч скелета
плотную кожаную куртку почтальона. Вместо этого он обложился мешками, на
каждом из которых красовался штамп "Почтовое ведомство США". Неплотно
прикрыв дверцу, чтобы не перекрывать доступ в кабину свежего горного
воздуха, он зарылся в мешки, не выпуская из рук фляжку.
Наконец, набравшись храбрости, он взглянул на хозяина джипа,
сосредоточив внимание на изображении американского флага на рукаве его
куртки. Сняв с фляжки крышку, он с благодарностью поднес ее к провалу в
черепе, там, где у хозяина машины когда-то был рот.
- Не знаю уж, поверите ли вы мне, мистер Почтальон, но я всегда считал,
что такие ребята, как вы, заняты добрым и честным делом. Для многих вы
были козлами отпущения, но я знаю о вашей непростой работенке. Я гордился
вами, даже до войны. А тут еще это, мистер Почтальон. - Он поднял фляжку.
- Это превосходит все ожидания. Значит, я не напрасно платил налоги.
Произнеся свою речь, он выпил за почтальона, откашлялся и почувствовал,
как по всему телу разливается чудодейственное тепло.
Погрузившись в мешки с почтой еще глубже, он снова перевел взгляд на
кожаную куртку. Ее распирали ребра мертвеца, рукава свисали под
невероятными углами. Лежа без движения, Гордон ощутил грусть, похожую на
тоску по дому. Джип, верный своему долгу разносчик писем, претендующий на
роль символа, наклейка с флагом на рукаве... Все это напоминало о канувшем
в небытие комфорте, безгреховности и сотрудничестве, легкой жизни,
позволявшей миллионам мужчин и женщин отдыхать, улыбаться, пускаться в
споры, если им приходила такая блажь, проявлять друг к другу терпимость -
и надеяться, что с течением времени они станут лучше...
Сегодня Гордон был готов убивать и быть убитым. Теперь же он радовался,


[ назад ] [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ]
[ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ]
[ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ] [ 40 ] [ 41 ] [ 42 ] [ 43 ] [ 44 ] [ 45 ]
[ 46 ] [ 47 ] [ 48 ] [ далее ]
Хостинг от uCoz