[ новости космоса ][ читать другие книги ]"Мальчик" стоял дыбом, слегка накренившись на правый борт, похожий на огромного черного искалеченного паука. Под днищем намело мягкий холм, коленчатые стержни глубоко ушли в пыль.
Обойдя транспортер спереди, Быков увидел широкие полузасыпанные борозды, тянущиеся на несколько десятков метров, - это были следы отступления. Они казались неглубокими, но, вступив в одну из борозд, он провалился по пояс.
Правый задний опорный шест висел "на ниточке". Натиск бури вывернул титановую "кость" из сустава, и она бессильно вытянулась, полузасыпанная черным прахом. Это можно было починить, но прежней прочности уже не вернешь. Быков вздохнул и принялся за работу.
Ремонт подходил к концу, когда Быков, увлеченный работой, услыхал над ухом голос Ермакова:
- Как дела? Мы уже справились...
Командир спрыгнул с транспортера, присел рядом на корточки.
- Легко отделались. Я вижу, вы тоже заканчиваете.
- Д-да... - пропыхтел Быков. - Жалко "Мальчика". Покалечил ножку, бедняга.
Став на колени, он критически рассматривал результаты своей работы. - Годится для увеселительных прогулок... Плохо, Анатолий Борисович, сами видите... - Он вздохнул и принялся собирать инструменты. - Надо было мне уступать. Все уцелело бы...
Командир усмехнулся.
- Вы знаете, сколько времени длился ураган? - спросил он неожиданно.
- Ну... минут двадцать... Трудно сказать, я не засек по часам.
- А я следил: три с половиной минуты.
- К-как?
- Три с половиной минуты, Алексей Петрович, и за это время нас отбросило на тысячу метров. Если бы вы уступили, "Мальчик" был бы сейчас за сто километров отсюда... И валялся бы разбитый вдребезги вдобавок. Вы и не подозреваете, какой вы молодец, Алексей Петрович! - Он нежно погладил стальной рычаг. - А теперь - вперед! Дорога открыта, Голконда рядом. Слышите? (Бу-бу-бу-бу...) Километров пятьдесят. Ее уже видно - вон те черные пятна... Нет, это не горы - это клубится Голконда.
Перед тем как последовать за командиром в люк, Быков оглянулся. И вот, как в странном тумане, у горизонта возникли, расплываясь, широкие лиловые полосы. Рябило в глазах. Быков зажмурился, потряс головой. Полосы исчезли.
- Только этого и не хватало! - пробормотал он, карабкаясь по броне. - Галлюцинации... Милое дело!
Внутренние кабины "Мальчика" были чисто вымыты, блестели металлом и пластмассой. Груз аккуратно уложен и закреплен. Взъерошенный, с мокрыми после мытья волосами, Богдан возился у рации. Геологи сидели в своем уголке за откидным столиком. Юрковский быстро листал какой-то справочник, посвистывая сквозь зубы. Тихо, мирно, уютно... Быков сразу захотел спать - сказывалось нечеловеческое напряжение последних часов. Глаза слипались.
- Анатолий Борисович...
- Спать, спать! - быстро прервал его Ермаков. - Немедленно спать.
- Слушаюсь! - обрадованно сказал Быков и присел на тюки, снимая шлем.
Дауге следил за ним с дружеской улыбкой. Но, когда Быков снял колпак, Дауге вскочил на ноги и издал странный звук, изумивший Алексея Петровича и заставивший всех разом оглянуться.
- Мамо ридна, помичныця межпланетныкив усёго свиту! - пробормотал Юрковский, неумело крестясь. Спицын ахнул. Ермаков резко поднялся.
- Ч-что такое? - растерянно спросил Быков, оглядывая себя.
- Подожди, подожди, Алексей, что это? - заикаясь, проговорил Дауге.
- Да в чем дело?!
- У вас все лицо в крови, Алексей Петрович, - сказал Ермаков. - Вы, вероятно, ударились лбом при толчке.
- Ударился один раз, - пробормотал водитель, ощупывая нос.
- Не трогайте руками... Сейчас я вам промою ссадину... Да не трогайте вы руками, говорю!.. Владимир Сергеевич, дайте ему зеркало.
На лбу чернела огромная ссадина, нос распух, нижняя губа приняла необычайную форму и все еще сочилась кровью. Щеки были разрисованы замысловатым узором. Быков сердито отстранил зеркало.
- Действительно, мама родная...
- Ничего опасного. - Ермаков быстро и ловко промывал ранки. - Эффектно, но не страшно... Но вот как вы ухитрились этого не заметить и не почувствовать?..
- Так, саднило немножко... Кто мог думать?..
- Я лично этому отнюдь не удивляюсь, - сказал Дауге.
- Чему?
- Тому, что ты ничего не почувствовал. Я, например, чувствовал только, что все время стою вверх ногами и придерживаю языком желудок...
- Не мог ты все время стоять вверх ногами... Спасибо большое, Анатолий Борисович. Все в порядке.
Быков повесил шлем на крюк и, покряхтывая от наслаждения, полез на тюки.
- То есть нисколько не сомневаюсь, что "Мальчик" иногда и стоял на гусеницах в этой чертовой каше... Я слишком о нем высокого мнения, чтобы сомневаться. Но лично я точкой опоры имел собственную голову... в течение всего рассматриваемого периода.
- Это хорошо сказано - "точка опоры"... Люблю конкретность формулировок, - заметил Юрковский, снова принимаясь за справочник.
- Намеков не понимаю... Да... А вот почему это было так - это совершенно неясно.
- Еще одна загадка, - сказал Спицын.
- И решение не лежит на поверхности, - подхватил Юрковский.
Дауге что-то сказал - что-то про "человекоподобных работников науки", - но Быков уже спал.
Большой белый корабль нес его, плавно покачиваясь, по широкой синей реке. Ярко светило солнце, далеко-далеко темнели берега за голубоватой дымкой, а над водой носилась ослепительно белая стремительная птица. Качка становилась все сильнее, палуба уходила из-под ног. Кто-то закричал: "Бу-бу-бу! Ну и дорожка!" Быков полетел за борт, дрыгнул ногами и проснулся. Транспортер швыряло и подбрасывало. Ермаков вел машину, а остальные, цепляясь друг за друга, сгрудились у него за спиной, глядя на экран.
- Словно клыкастые зубы, - заметил Богдан Спицын. - Престарелая богиня красоты, и мы у нее в зубах.
Быков слез со своего жесткого ложа и, подобравшись к товарищам, просунулся между Богданом и Дауге. Пустыня кончилась. Обходя нагромождения серого камня, "Мальчик" шел через лес гладких прямых столбов. Над грудами камня торчали, возвышаясь на много метров, черные остроконечные скалы - сотни их виднелись вдали. Почва была изрыта трещинами и воронками, поросшими жестким плющом. Колючие ветки обвивались вокруг уткнувшихся в низкое небо скалистых башен. Каменная чаща обступала транспортер. Богдан был прав - скалы удивительно напоминали старые редкие зубы.
Тряска становилась невыносимой. Юрковский вдруг замычал, затряс головой - прикусил язык. Быков тронул плечо Ермакова:
- Надо остановиться, Анатолий Борисович, здесь легко пропороть брюхо "Мальчику".
Ермаков кивнул. Он подвел машину к ближайшему столбу и выключил двигатель.
- Надо разведать дорогу, - сказал Быков, нагибаясь к смотровому люку. - Может быть, следует вернуться и обойти это место.
- Нет! - отрезал Ермаков. - Полоса скал тянется, вероятно, далеко. У нас нет времени.
- Нужно рвать скалы. Несколько мин - только и всего, - предложил Богдан Спицын.
Ермаков подумал, затем решительно поднялся:
- Проведем разведку. Вчетвером. Водитель остается у машины.
- Слушаюсь.
- На разведку, на разведку! - обрадованно запел Дауге, размахивая геологическим молотком.
- Молоток отставить, - приказал Ермаков. - Взять только оружие.
- Анатолий Борисович, ведь мы ни разу...
- Нет времени. Юрковский, Спицын, быстрее! Быков, от машины не отходить. Даже если услышите выстрелы... Все готовы? Пошли.
Быков выбрался вместе со всеми, присел на броню. Он сидел на чуть выступающей командирской башенке "Мальчика" и смотрел, как удаляются по расходящимся путям человеческие фигурки - маленькие, словно мошки, среди тяжелых потрескавшихся валунов. Юрковский с Богданом уходили вправо, Ермаков с Дауге - прямо. Некоторое время он еще слышал голос Юрковского, уверявшего, что здесь лучший в мире геологический заповедник, веселый смех Богдана, бодрый басок Иоганыча, напевавшего песенку про аргонавтов, потом все затихло. Быков остался один.
По небу по-прежнему неслись рваные тучи, ветер неистово ревел в вышине среди черных столбов, несколько раз раздавался отрывистый треск - Быкову казалось, что это сигнальные выстрелы, и он подскакивал на месте и оглядывался. Потом он понял, что это ветер сталкивает валуны друг с другом, однако спустился в машину, достал автомат, перекинул через плечо. Почву сотрясали тяжелые удары, и сквозь вой ветра порою доносилось рокочущее "бу-бу-бу" далекой Голконды.
Удивительно все-таки мрачное место! Впереди, сзади угрюмые голые столбы, словно колонны огромного разрушенного здания. Быков представил себе: когда-то здесь стоял великолепный древний дворец. В нем не было комнат - только роскошные колонны черного камня. Меж колонн с достоинством выступали люди в белых, как снег, одеждах - благообразные бородатые мудрецы, изящные женщины, воины в медных шлемах, со щитами... Как на рисунке, который ему как-то пришлось видеть в историческом романе об Атлантиде... Потом налетела Черная буря, разрушила свод; свод рухнул, провалился между колоннами. Все погибло, и среди пустыни остался только лес безмолвных черных гладких столбов...
Быков вдруг вскочил, схватился за автомат. Ему показалось, что из-за ближайшей колонны бесшумно выдвинулся огромный темный человек ростом с дом и замер, приглядываясь. Нет, это просто каменная глыба. Валуны поражали причудливостью форм. Успокоившись, он принялся разглядывать самые близкие, отыскивая знакомые очертания. Вот спящий лев; смеющаяся физиономия в шапке; гигантская жаба; что-то вообще непонятное с рогами и вытаращенными глазами... Каменные дебри жили своей неподвижной дремотной жизнью. Тихонько, так, чтобы незаметно было, дышали, подрагивая боками, замершие странные звери, поглядывали украдкой из-под тяжелых зажмуренных век на пришельцев из другого мира. Тигры, ящеры, драконы - каменное население каменного венерианского леса.
Быков подумал, что здешний край все-таки очень беден жизнью. На Земле в пустыне увидишь змею, скорпиона, паука-фалангу; на краю пустыни - сайгу... А здесь? Правда, на болоте жизни много, даже чересчур, пожалуй, но в горах и в пустыне - только жесткие колючки, растущие прямо из камня... Когда "Мальчик" еще выбирался из горного кольца около болота, Быкову почудилось, что какая-то стремительная тень скользнула вдоль стены и скрылась в колючих зарослях. Но это, наверное, обман зрения... Гиблые места... Камень, только камень... Мертвый, неподвижный, черный камень...
Быков вспомнил зеленый ковер весенней травки, поникшие ветви карагачей, белые глинобитные домики окраин, журчание воды в арыке - вздохнул грустно: Земля, Земля...
Вдали из-за валуна выпрыгнула черная фигурка - возвращаются! Быков поднялся во весь рост, присматриваясь. Кто-то неторопливо шел, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие. Вот споткнулся, чуть не упал, в наушниках Быкова слабо скрипнул голос. Юрковский! Чертовски приятно видеть человека на этом каменном кладбище. Идет, не торопится, и голос сердитый - видно, дороги нет... Плохо дело, придется рвать скалы... волокита... Быков опять вздохнул, потом невольно рассмеялся: эк его, однако, качает! Геолог нелепо взмахнул одной ногой, изогнулся и съехал с большого валуна, через который перебирался, желая, видимо, сократить путь. Наушники донесли взрыв негодования. Алексей Петрович улыбался - приятно, удивительно приятно видеть здесь человека! Юрковский, в конце концов, вовсе не плохой парень и действительно совсем не пижон. Но любит задирать нос и вообще... поэт. Быков не очень понимал стихи и к романтике относился скептически. В жизни еще слишком много прозы, чтобы заниматься поэзией, а из каждых десяти романтиков девять не стоят скорлупы от съедаемых ими яиц...
Юрковский подошел, тяжело дыша. Стащил через голову автомат, с отвращением бросил его на броню, присел на булыжник. Быков спросил, выждав:
- Есть дорога?
Юрковский махнул рукой:
- Валуны, ямы какие-то, черт бы их драл... Торчат обломки из песка - метра по полтора, острые как бритва, а там, - он махнул рукой в сторону, откуда пришел, - метров через двести эти Венерины зубки сплошной стеной, человек не пролезет. Короче говоря, тупик. Придется вам, водитель, поворачивать свои бронированные оглобли. Кто-то из умников предлагал взять на "Хиус" вертолет. Чудак! Здесь бы эту машинку через три секунды в щепки разнесло...
- Может быть, Ермаков с Дауге дорогу найдут...
- Возможно, хотя и сомнительно; наверное, придется искать обход: не взрывать же все подряд! Я бы на вашем месте начал разводить пары.
Юрковский вскарабкался на броню, сел рядом с Быковым, вытянул ноги и постучал ступней о ступню.
- А Голконду-то слышно! Чуете, Алексей Петрович? Чудесный край загадок и тайны... Дикая, первозданная природа! Людским дыханием не оскверненный воздух и бездорожия нетоптаный простор, а?..
Быков неопределенно помычал. Манера Юрковского разговаривать раздражала. И великолепный "романтизм" его казался нелепым, позерским. Он, Быков, считал, что "Хиус" прокладывает дорогу для тех, кто пойдет вслед за ним, покончит с "нетоптаным бездорожьем", изменит здесь климат, построит прекрасные города... и тогда на этом самом месте можно будет выпить кружечку холодного пива, как в павильоне на углу Пролетарского проспекта и улицы Дзержинского в Ашхабаде...
- А вот еще загадка... - "Пижон" протянул руку.
Над вершинами скал беззвучно возникли и протянулись по небу давешние лиловые переливающиеся полосы. Быков вскочил.
- Ага! Вы их тоже видите!
- Что значит "тоже"? - удивился Юрковский. - Трудно не увидеть...
Полосы медленно погасли, словно растаяли в багровом свете.
Вдали показались еще две фигурки - они поднялись на валун, одна помахала рукой. Быков махнул в ответ.
- Вот и Ермаков с Дауге. Что же Богдан? Вы разошлись с ним, что ли, Владимир Сергеевич?
- Да, видно, разошелся, - рассеянно ответил Юрковский, следя за приближавшимися товарищами. - Здесь легко разойтись - за десять шагов из-за камней ничего не видно, а я возвращался другой дорогой. Он давно ушел?
- Как это - ушел? Вместе с вами...
- Что? - спросил Юрковский, очевидно не расслышав его слов.
Быков промолчал, соображая. Что он, смеется, что ли, чудак?
- Там же ерунда какая-то была, течь в кислородном баллоне. Неполная герметичность...
- Что такое? - Быков ощутил странное беспокойство. Он не понимал Юрковского.
Тот, по-видимому, тоже удивился:
- У Богдана что-то случилось с кислородным баллоном. Он сказал мне, чтобы я не задерживался, а сам вернулся к "Мальчику" взять новый... На всякий случай. Вы что - отлучались, что ли, Алексей Петрович?
- Богдан вернулся к "Мальчику"?
- Вернулся. Взять новый баллон...
- Богдан не возвращался к "Мальчику", - с трудом выговорил Быков, ощущая во всем теле томительный холодок нехорошего предчувствия.
- Не возвращался?
Оба они вскочили одновременно и уставились друг на друга, едва осознавая тяжесть надвигающейся беды. Быков не видел лица Юрковского и только вдруг совершенно перестал слышать его дыхание.
- Осторожнее, осторожнее, Анатолий Борисович... Вот так!.. - раздался голос Дауге.
Быков оглянулся. Дауге и Ермаков подходили к транспортеру. У геолога на шее висело два автомата, он поддерживал командира под руку. Ермаков шел медленно, сильно припадая на правую ногу. Не доходя нескольких шагов, он проговорил сквозь стиснутые зубы:
- Готовьтесь, водитель. Там можно пройти. Все в машину!
Неожиданно Юрковский спрыгнул на землю, подхватил автомат и, не говоря ни слова, кинулся прочь, скользя и спотыкаясь на каменных обломках. Быков отстал от него на секунду.
- Дауге! - рявкнул он таким голосом, что тот вздрогнул и вытянулся. - Один автомат командиру - и за Юрковским, живо!.. Анатолий Борисович, вероятно, с Богданом беда. Разрешите идти?
- Идите! - крикнул Ермаков.
Дауге уже бежал впереди, путаясь в колючих стеблях плюща. Быков бросился за ним. Ноги разъезжались, срывались с гладкого камня. Почва - крупный щебень пополам с булыжниками, припорошенными песком с пылью, - уходила из-под ног, щетинилась острыми обломками. Быков сразу покрылся потом. "Скорее, скорее", - стучало в висках. Мысль работала быстро, четко. Либо Богдан подвергся нападению ("Вряд ли - скалы мертвы..."), либо поскользнулся, расшибся, лежит без сознания ("Тогда найдем, непременно найдем..."), либо заблудился ("Но почему тогда не стреляет, не зовет?"). Хлестко ударила автоматная очередь. Богдан!.. Нет, это Юрковский. Правильно, молодец, включил сигнальный магазин, забрался на валун, на тот, что похож на жабу, оглушительно бьет из автомата в низкое небо. Перестал, прислушивается... Нет ответа, нет... Камень отвечает замысловатым раскатистым эхом, да воет ветер в вершинах остроконечных скал...
Быков сидел, прислонившись спиной к груде тюков, медленно жевал прессованную ветчину, жадно запивая фруктовым соком из нейлонового стаканчика. Тяжело, с хрипом дышал во сне Дауге. Он свалился где сидел, прямо на полу. Темное лицо его еще больше почернело, щетинистые щеки ввалились. Время от времени он торопливо бессвязно бормотал что-то по-латышски, судорожно шевеля губами. Над рацией склонился неподвижный Ермаков. Глаза его были закрыты, только тихонько двигались белые сухие пальцы на блестящей кремальере. Он прощупывал эфир, пытаясь связаться с "Хиусом". Раньше это всегда делал Богдан. Богдан... Над головой по пластброне постукивают медленные, усталые шаги. Это Юрковский.
Юрковский считает себя виновным в несчастье с Богданом. Дауге и Быков пытались переубедить его, но безуспешно.
- Я не должен был отпускать его одного, - твердил он, глядя на товарищей пустыми глазами.
Бедный Богдан... Бедный Юрковский...
Двенадцать часов бродили они по каменным дебрям.
Глухое эхо отвечало на выстрелы, мерно рокотала далекая Голконда, гулко лопались горбатые валуны, заставляя их вздрагивать и озираться. Богдан не отвечал. Они находили стреляные гильзы - там, где побывали уже сами. Полустертые следы ног - своих собственных ног. Богдан не откликался... Они почти не разговаривали друг с другом, только иногда, когда Дауге или Юрковский пытались отделиться от маленького отряда, Быков приказывал им вернуться голосом, которого не узнавали ни они, ни он сам. Несколько раз им казалось, что откуда-то издалека доносятся выстрелы, - они опрометью бросались туда, стреляя на ходу, и всегда оказывалось, что они ошибались. Пот заливал глаза, ноги подгибались и дрожали. Все чаще они спотыкались и падали, и все труднее им было подниматься. Наконец Юрковский упал, а Дауге, пытаясь ему помочь, свалился сам. Быков подошел к ним и опустился на щебень, с трудом подогнув одеревеневшие ноги. Некоторое время он смотрел, как Юрковский, задыхаясь, пытается подняться, еле шевеля руками, не поднимая отяжелевшей головы, потом сказал:
- Пошли к "Мальчику"... Надо передохнуть.
- Не-е-ет! - яростно просипел Юрковский.
Но они все-таки пошли назад, и Быков нес все три автомата и вел Юрковского, придерживая его за плечи, Дауге, шатаясь, шел впереди, не выбирая дороги, и, когда он останавливался, приникнув к скале, Быков подходил к нему и толкал в спину. Геолог с трудом отрывался от камня и, спотыкаясь, брел дальше. Он казался ослепшим от усталости, но именно он первый заметил широкую черную расселину и на краю ее тускло поблескивающий автомат Богдана. Дауге закричал и упал на колени, невнятно бормоча, тыча слабой рукой в пропасть...
Когда "Мальчик", грузно переваливаясь на камнях, подполз к трещине, Быков обвязался стальным тросом и спустился вниз. Он слышал, как наверху хрипло зовет Юрковский: "Богдан! Богдан!.." На дне расселины Быков при свете фонарика увидел груды камня, песок, обломки колючих ветвей плюща, щебень... Он бродил во тьме полчаса, ощупал каждый камень, осмотрел каждую трещинку... Богдана не было. У него еще хватило сил выбраться из расселины и залезть в машину. Там он упал и заснул...
Быков допил сок, собрал крошки, бросил их в мусоросборник. Ермаков не шевелился. Дауге вдруг поднялся, тараща мутные глаза, и бросился к нему:
- Богдан! Богданыч! Нашелся, родной! - Голос его упал, он как-то сразу обмяк, сел, растирая лицо обеими ладонями. Помолчав, проговорил: - Простите, Анатолий Борисович... Померещилось, - и принялся надевать шлем дрожащими руками.
Ермаков только глянул на него бегло и отвернулся.
- Мы, пожалуй, попробуем еще раз, Анатолий Борисович, - сказал нерешительно Быков.
- Да, - беззвучно шевельнул губами Ермаков.
Прошло еще сорок восемь часов, полных предельного напряжения, надежд и горьких ошибок. Поиски были напрасны.
Ничего! Никаких следов. В километровом радиусе вокруг "Мальчика" межпланетники обыскали каждую трещинку. В расселину, рядом с которой был найден автомат, спускались четыре раза. Они не могли сделать большего, и Юрковский глухо рычал, в бессильной ярости сжимая большие руки. Если бы Богдан погиб у них на глазах, в бою или под обвалом, если бы они нашли хотя бы его тело - им было бы легче. Но эта жуткая неизвестность, сознание своей полной беспомощности, медленно и мучительно умирающая надежда!.. Дауге ходил как лунатик. Два раза он порывался выбраться из транспортера без спецкостюма - чуть не задохнулся, наглотался черной пыли.
Ермаков молчал. Каждый раз, когда товарищи уходили на поиски, он с трудом, волоча вывихнутую ногу, выползал наружу и часами сидел около транспортера, положив на колени автомат, - ждал сигнала. Пока остальные отдыхали, измотанные многочасовой ходьбой, он дежурил наверху или пытался связаться с "Хиусом". Ермаков ждал и боялся разговора с далеким штурманом, но, когда наконец радостный голос Михаила Антоновича донесся из репродуктора, прерываемый раздражающим треском помех, командир заговорил в спокойном, даже слегка шутливом тоне. Сказал, что цель близка, все в порядке, настроение бодрое. Немного задержались в скалах из-за плохой дороги, но это не страшно. Все члены экспедиции шлют привет. Прислушиваясь к этому разговору, геологи молчали одобрительно - Михаилу ни к чему знать все. Ему и так несладко в одиночестве.
В этот день Юрковский сделал последнюю безумную попытку раскрыть тайну исчезновения Богдана. Опытный скалолаз, он ухитрился взобраться на вершину одного из самых высоких столбов метрах в ста от "Мальчика". Тридцатиметровая черная громадина была расколота вдоль, и, упираясь в края трещины, геолог с нечеловеческой ловкостью вскарабкался на нее, чтобы осмотреть окрестности.
Быков и понурый Дауге терпеливо стояли у подножия. Потом, когда Юрковский спустился вниз и отдыхал, упираясь спиной в гладкий камень, они так же терпеливо ожидали, что он скажет.
Но Юрковский сказал только:
- Голконда близко... Как на ладони...
Ермаков ждал их около "Мальчика", пропустил в люк, пролез сам и, когда все сняли шлемы, сказал очень тихо:
- Выступаем через час.
Быков не удивился - он ждал этих слов. Даже если бы кислородный баллон Спицына был исправен, запасы кислорода в нем должны были кончиться уже давно, а то, что мог вытянуть из венерианской атмосферы кислородный фильтр, могло затянуть агонию удушья только на тридцатьсорок часов. Богдан Спицын был мертв.
Но, когда Ермаков объявил, что "Мальчик" выступает, Юрковский стиснул руки, а Дауге поднял темное лицо с усталыми, запавшими глазами.
- У нас нет времени. Оставаться здесь дольше я не считаю возможным и... целесообразным.
Юрковский, шатаясь, поднялся:
- Анатолий Борисович!..
Ермаков молчал. Юрковский, беззвучно шевеля губами, прижимал к груди трясущиеся руки. Дауге снова понурил голову. Молчание длилось бесконечно, и Быков не выдержал. Он поднялся и направился к пульту управления. И тогда, высокий, надорванный, прозвенел голос Юрковского:
- Я не уйду отсюда!
Глаза его блуждали, на белых щеках вспыхнули красные пятна.
- Он здесь, где-то рядом... может быть, он еще... Я не уйду... - голос сорвался, - Анатолий Борисович!
Ермаков проговорил мягко, убеждающе:
- Владимир Сергеевич, мы должны идти. Богдан умер. У него нет кислорода. Мы должны выполнить свой долг. Мы не имеем права... Вы думаете, первым экспедициям в Антарктике было легче? А Баренц, Седов, Скотт, Амундсен?.. А наши прадеды под Сталинградом?.. Смерть любого из нас не может, не должна остановить наступления...
Никогда Ермаков не произносил столь длинных речей.
Юрковский, цепляясь за стены, придвинулся к Ермакову:
- Мне плевать на все!.. Мне плевать на Голконду! Это подло, товарищ Ермаков! Я не уйду! К черту! Я остаюсь один...
Быков увидел, как лицо Ермакова стало серым. Командир планетолета не шевельнулся, но в голосе пропали дружеские нотки:
- Товарищ Юрковский, прекратите истерику, приведите себя в порядок! Приказываю надеть шлем и приготовиться к походу!
Он резко повернулся и сел за пульт управления. Юрковский, весь сжавшись, будто готовясь к прыжку, следил за ним дикими глазами. Он был жалок и страшен, и Быков, не сводя с него глаз, шагнул к нему. Но не успел: стремительным кошачьим движением, выпрямившись, как стальная пружина, геолог рванулся к люку. В руках его вдруг оказался автомат.
- Так? Да? Так? - выкрикнул он. - Пусть! К черту! Я остаюсь один!
Быков схватил его за плечо.
- Куда? Без шлема, сатана!..
Юрковский ударил его прикладом в лицо, брызнули темные капли на силикетовую ткань костюма. Быков, навалившись, рвал у него из рук оружие, ломая пальцы. Оба рухнули на пол. Юрковский сопротивлялся бешено. Перед глазами Быкова блестели оскаленные зубы, в ушах хрипел задыхающийся шепот:
- Сволочь!.. Пусти, гад!.. Кирпичная морда... Жандарм, сволочь!..
Быков вырвал наконец автомат, отбросил в сторону. Пол качнулся, раздался визгливый скрежет - "Мальчик" разворачивался, уходил от проклятого места, от ненайденной могилы, лязгая сталью по серому камню.
- Иоганыч!.. Что же ты? Иоганыч... Богдан... - Юрковский застонал, запрокинув лицо. Быков выворачивал ему руки.
- Надо, Володя, надо! - Дауге стоял над ним, держась за качающиеся стены. Перекошенное землистое лицо. Потухшие глаза. Мертвый, чужой голос: - Надо, Володя, надо... будь оно все проклято!..
НА БЕРЕГАХ ДЫМНОГО МОРЯ
- Выйдем здесь.
- Слушаюсь, Анатолий Борисович. Дайте-ка я вам помогу... Вот так... Иоганыч, поддержи...
Быков выглянул из люка, невольно зажмурился, вылез на броню и протянул руку Ермакову. За командиром выбрался, что-то бормоча себе под нос, угрюмый Дауге, и только Юрковский остался лежать в транспортере, повернувшись лицом к стене.
Вот она, Голконда!.. В километре от "Мальчика" клубилась над землей серая пелена дыма и пыли, протянувшаяся вправо и влево до самого горизонта. Пелена шевелилась, вспучивалась, колыхалась огромными волнами.
А вдали, заслоняя полнеба, вздымалась исполинская скала-гора, угольночерная, озаряемая ослепительными вспышками разноцветного пламени. Вершина ее тонула в бегущих багровых тучах. Оглушительный грохот несся из недр этого чудовищного, вечно бурлящего котла, и почва вздрагивала, уходя из-под ног, словно живое существо. Быков, закусив губу, торопливо отключился.
- Выключи внешний телефон!.. Ты слышишь, Алексей? - закричал Дауге над самым ухом, так что Быков даже вздрогнул. - Алешка-а-а!..
- Да что ты орешь! Выключил я давно.
- А, выключил, - понизил голос Дауге. - А то я тебе криком кричу - как в лесу...
Бу-бу-бу-бу... Из клубящейся пелены вырвался огненный шар, взлетел и раскололся с оглушительным треском.
- Красиво! - с восхищением проговорил Дауге. - Я пойду позову Владимира...
- Не надо его тревожить, - процедил Ермаков неохотно.
Быков не мог оторвать глаз от невообразимо огромной черной горы на горизонте. Наконец он понял - перед ним столб дыма. Не верилось, что это мрачное сооружение состоит из пара, раскаленных газов и пылевых частиц. Только приглядевшись, можно было различить еле заметное на таком расстоянии медленно-неуклонное движение гладких стен вверх, к низкому небу. На мгновение ему стало не по себе. Необъятная труба, будто вонзившаяся в тело планеты, всасывала в себя тысячи тонн песка, пыли и щебня, выбрасывая все это в атмосферу. Там, по склонам черной "горы", с безумной скоростью мчатся сейчас в небо облака каменного крошева, раскаленного до невероятных температур.
Быков очнулся.
- Как же дальше, Анатолий Борисович? Какой будет маршрут?
Ермаков, присев на башенку, рассматривал Голконду в бинокль.
- Это скажут геологи. Вероятно, пойдем вдоль берега Голконды набирать материал... Попутно составим карту... Надо искать место для ракетодрома.
Из люка выбрались геологи. Дауге возбужденно размахивал руками:
- Ты только погляди, Владимир! Это же геологическая катастрофа! Катаклизм! Ущипни меня! Это черт знает, как превосходно!..
Юрковский вяло присел рядом с командиром. Чувствовалось, что ему все равно. Дауге спрыгнул вниз, его колпак низко склонился над почвой. Минуту он всматривался, затем глубоко запустил руки в перчатках в толстый слой черной пыли и, набрав в пригоршню, поднес ее к самому шлему Юрковского:
- Смоляные пески! Смотри!.. Анатолий Борисович, мы начнем здесь же... Нет!
Он снова вскарабкался на броню.
- Нет, пойдем туда, дальше! - и махнул измазанной перчаткой в сторону дымной пелены. - Это сокровищница! Вы понимаете? Что там золото! Это же небывалые залежи! Скорее туда, вперед!
- Опасно, Иоганыч, - заметил Быков. - Черт знает, что там творится...
- Опасно? - кричал Дауге. - Зачем же мы сюда тащились? Чудак! А как будут работать те, после нас?.. Опасно! Разведка всегда опасна...
- Рисковать... - начал Быков и поперхнулся.
Километрах в полутора от "Мальчика" вырос столб серого дыма, пронизанный ярким белым пламенем. Вытянулся на фоне черной горы, наливаясь слепящим светом, раздуваясь у вершины в косматый голубой клубок. И снова грохот прорвался сквозь рокочущий мерный гул. "Мальчика" качнуло. Быков потерял равновесие, схватился за плечо Дауге и, падая, успел заметить, как тяжелый голубой клубок оторвался от дымного столба, взлетел к небу и снова погрузился в клубящуюся пучину.
- Ты видел? - крикнул Быков, силясь подняться. - Это не просто опасно...
- Обязательно! - Дауге потряс сжатыми кулаками. - Обязательно мы должны добраться туда! Во что бы то ни стало!
Так началась "будничная" экспедиционная работа.
Ермаков наотрез отказался выполнить просьбу Дауге: "Мальчик" пошел поодаль от края дымной стены, держась от нее метрах в трехстах.
- До тех пор, - сказал в ответ на приставания геолога командир, - пока не будет оборудован ракетодром с маяками, я не позволю, Григорий Иоганнович, рисковать машиной и людьми. Мы не выполнили еще ни одной из наших задач. Ограничьтесь геологической разведкой на дальних подступах к Голконде и ищите место для посадочной площадки. Когда ракетодром будет готов и "Хиус" перебазируется сюда, тогда будет видно. Все.
Через каждые два-три километра "Мальчик" останавливался и высаживал разведчиков. Ермаков оставался в машине, а остальные отправлялись "на работу". Дауге и Юрковский шли впереди, собирали образцы грунта, осматривали местность, устанавливали геофизические приборы, которые нес Быков и которые подбирали на обратном пути. Быков тащился, как правило, сзади, ужасно скучая и проклиная геологов, нагрузивших его своим "барахлом". "Барахло" было тяжелым до невозможности. Спецпакеты и контейнеры с образцами нагружали на того же несчастного водителя. Вдобавок геологи разговаривали во время поиска только между собой, обращаясь к Быкову исключительно в повелительном наклонении.
У каждого был автомат. Геологам он мешал, и Дауге однажды попытался отдать свой Быкову. Но тот запротестовал. Каждый должен быть вооружен. Если придется тащить два автомата, то он не сможет защищаться в случае необходимости, и сразу двое окажутся небоеспособными. Нет, не брать автомата вообще он тоже не разрешает. Весьма возможно, что автомат мешает геологам, даже ужасно мешает. Ничего не поделаешь. Трудно? А зачем же мы сюда тащились?
- Алексей, голубчик ты мой! - убеждал Иоганыч. - Ну кто здесь на нас нападет? Что ты несешь несусветное! Перестраховщик!.. Раскрой глаза - ведь все вокруг мертво! При таком уровне радиации никакая тварь существовать не может, разве что кроме тебя, толстолобого!.. Мешает мне твоя железная коряга, ты можешь понять это или нет?
- А ты мою не тащи, не надо. Ты - свою.
Быков был неумолим. В конце концов Дауге вышел из себя и с наивозможной язвительностью осведомился, что Быков предпримет, если он, Дауге, все-таки откажется таскать "эту железную кочергу".
Быков посмотрел на него, насмешливо прищурившись, и презрительно выпятил нижнюю губу. Дауге только плюнул с досады.
- Все в шлем, что негоже, - не смолчал Юрковский.
Поле боя осталось за Быковым.
Лес остроконечных скал - "Зубов Венеры" - почти вплотную примыкал к "Дымному морю", как назвал Дауге серую пелену, обволакивающую жерло котла Урановой Голконды. Здесь часто попадались скалы, группами и в одиночку, почва была изрыта воронками, расколота трещинами, завалена грудами валунов. Расчистить место для настоящего ракетодрома здесь было невозможно. В распоряжении экспедиции имелись десять атомных мин, штук двадцать гранат, но этого не хватало. Понадобилась бы армия строителей, вооруженная в изобилии новейшими подрывными средствами и дорожными механизмами, чтобы с успехом атаковать ближние подступы к Голконде. Когда-нибудь здесь построят гигантские ракетодромы, оборудованные мощными радиомаяками точного наведения, соорудят подземные комбинаты по выработке ядерного горючего, протянут широчайшие автострады, рассекающие гряду скал и черную пустыню, а пока... А пока вблизи от кратера Голконды, километрах в двадцати от него, надо найти достаточно широкую и достаточно ровную площадку, которую можно было бы приспособить для приема первых земных кораблей. Это можно было сделать и с помощью десятка атомных мин среднего калибра. Но найти ее пока не удавалось. После одного из коротких совещаний Ермаков сказал:
- Геологам не терпится окунуться в Дымное море. Они правы - может быть, загадка Голконды таится именно там. Это так. Но мы здесь - первые. Наша задача - разведка. Привезти небольшую коллекцию минералогических и ботанических образцов. Оценить Голконду и доказать рентабельность ее разработки. Выборочно и ориентировочно установить характер коры Венеры. Очень прошу вас понять это как следует. Впрочем, на Земле вы это понимали... Ясно: "золотая лихорадка"... Но есть еще одна задача - ракетодром, пусть примитивный. Это очень важно. Без этого мы не уйдем отсюда, что бы ни случилось. Площадка должна быть создана. Отсутствие воды сокращает нам сроки. Если через десять земных суток мы не найдем места для посадочной площадки по пути следования, выведем "Мальчика" на ту сторону скалистого хребта и заложим ее там.
Да, вода сокращала сроки. Расход ее на дезактивацию оказался непредвиденно огромным. Каждый раз, возвращаясь в транспортер, разведчики должны были тщательно отмываться в кессоне. Тончайшая радиоактивная пыль, липкая и вездесущая, забивалась во время вылазок в складки силикетовых костюмов, и, чтобы избавиться от нее, приходилось по четверть часа вертеться под плотными струями дезактивационного душа. Ермаков с радиометром в руке сам проверял чистоту костюмов и, случалось, отсылал небрежных обратно в кессон. Между тем запасы дезактивационной жидкости быстро уменьшались. Превосходные фильтры и ионообменные поглотители помогали мало. Быков перебрал десятки комбинаций поглотителей, но ни одна комбинация не давала нужного эффекта. Дезактивационная вода после очистки оставалась активной, и ее приходилось выбрасывать. Видимо, в смолистой пыли Голконды содержались какие-то радиоколлоиды, не поддающиеся воздействию известных ионообменных процессов. Бак с дезактивационной жидкостью, рассчитанный на сорок рабочих суток, быстро пустел. На очереди стояла питьевая вода из нейлоновых бурдюков...
"Мальчик" продолжал двигаться на запад, оставляя справа клубящиеся волны Дымного моря. Часто вздрагивала, колебалась почва от тяжелых далеких ударов. Порывы ветра приносили облака серого тумана - радиоактивной пыли и паров. За горизонтом, уйдя в багровое небо, грозно ревел чудовищный столб дыма, висящий над жерлом бушующего уранового котла. Там ежесекундно образовывались трансураниды: возникали крохотными гнездами, в которых начинался стремительный цепной процесс - взрывалась маленькая атомная бомба с тротиловым эквивалентом в несколько десятков тонн. В бинокли колоссальная туча казалась пронизанной сотнями вспышек. Природный урановый котел в сотни километров в поперечнике бурлил и клокотал тысячами взрывов.