[ новости космоса ][ читать другие книги ]Дауге засуетился, принялся копаться в своем мешке - извлек старательно обернутую в бумагу бутылку, две коробки рольмопса и толстый ломоть копченого латышского сала. Все эти прелести не входили в обычный рацион межпланетников. Дауге ухитрился протащить их сюда контрабандой. Быков расстелил салфетку, вынул из буфетного шкафчика стаканчики, вилки, хлеб в полиэтиленовой упаковке. Юрковский крякнул, произнес значительно: "Однако!" - и придвинулся поближе к импровизированному пиршественному столу. Внутренность бронированной машины сразу приобрела праздничный вид. Стало хорошо и необычно. Дауге развернул бутылку, поставил ее в центре салфетки и с вожделением потер руки. Юрковский причесался. Быков подумал и повязал галстук поверх спецкостюма, чем поверг именинника в радостное изумление.
Пока длились эти многообещающие приготовления, Ермаков, не снимая шлема, сидел у рации. Кончив какие-то расчеты, он принялся вызывать "Хиус". Но эфир молчал. В репродукторе хрипело, выло, каркало. Михаил Антонович не откликался. Ермаков выключил аппаратуру, устало стащил колпак и аккуратно повесил его на стену. Быков с удивлением заметил, как потемнело и посуровело лицо командира. Ермаков был чем-то очень сильно обеспокоен. Обеспокоен сейчас, когда пройден такой тяжелый и многотрудный путь, когда осталось только отдать Крутикову приказ и ждать прибытия "Хиуса" на новый ракетодром? Странно... Алексей Петрович ухватился за нижнюю губу.
- Товарищи, предлагаю всем отдыхать и... - Ермаков замолчал, с удивлением рассматривая веселых друзей; брови его поднялись. - Что это вы затеяли?
- На вечер, данный в честь мою... - упавшим голосом начал Дауге. Выражение лица командира поразило его. - Анатолий Борисович! Ведь сегодня праздник... в известном смысле - завершение...
- Он - новорожденный, Анатолий Борисович! - весело сказал Юрковский, трудясь над бутылкой. - Выпьем по глотку коньяку, поболтаем.
Ермаков посмотрел на него, на смущенного Иоганыча, на бравого Быкова (тот торопливо прикрыл ладонью глупый галстук). Глаза его потеплели.
- Давайте, - сказал он и сложил карту, расстеленную на столике около рации.
Все чинно расселись вокруг салфетки.
- Будет тост? - осведомился Ермаков, принимая из рук Юрковского желтый стаканчик.
- Обязательно, - ответил тот и торжественно произнес: - Сегодня мы празднуем двойное событие! Сегодня родился большой Г. И. Дауге и маленький ракетодром "Урановая Голконда". У обоих большое будущее, оба дороги нашему сердцу. Живите, растите и размножайтесь! Ура-ура-ура!
За стеной посвистывал раскаленный ветер, темный песок намело вокруг "Мальчика". Чужая черная ночь обступила со всех сторон маленький уютный уголок жизни и света.
- Хороший роль-мопс, - сказал Юрковский, сосредоточенно наматывая на вилку аппетитную рыбью тушку. - Очень люблю роль-мопс...
Иоганыч покачал головой и, обратившись к Ермакову, сказал:
- Между прочим, с роль-мопсом у меня произошла любопытнейшая история. Вернее, не с роль-мопсом, а... Представьте, Гоби, пустыня, несколько палаток - геологическая экспедиция. На триста километров ни одного жилья, дичь, прелесть. И была у нас, молодых практикантов, бутылочка коньяку и заветная баночка роль-мопса. Ждали мы какого-либо высокоторжественного события, чтобы, значит... - Дауге выразительно щелкнул пальцами. - Ну-с, дождались. Вот как теперь, день рождения одной... одного товарища. Собрались мы у нашей палатки, все практиканты, шесть человек. Откупорили коньяк, нарезали хлеб, помыли руки. Положили все это на футляр для теодолита, и, как сейчас помню, я принялся под жадными взорами ребят вскрывать вожделенный роль-мопс. Понимаете, все баранина, ветчина... Остренького хотелось - сил нет! И вот, едва я вскрыл...
Дауге сделал паузу. Быков нетерпеливо покашлял и сказал:
- Вскрыл - и что?
- Понимаете, я даже не помню, как это случилось. Я случайно взглянул поверх голов товарищей - они все, конечно, наклонились к банке - и вижу: по склону соседнего бархана ползет, извиваясь, преогромный сизый червяк... Настоящий удав, боа-констриктор... Весь в этаких кольцах...
- Врешь! - убежденно сказал Юрковский.
- Погодите, Владимир Сергеевич! - сердито остановил его Быков. - Дайте рассказать.
- Не вру, Володя. Это был олгой-хорхой.
- Олгой... кто? - спросил Быков.
- Олгой-хорхой, - повторил Дауге. - Кажется, единственное сухопутное животное на Земле, вооруженное электричеством.
Юрковский сдвинул брови, вспоминая.
- Олгой-хорхой... Кажется, впервые описан в одном из гобийских рассказов Ивана Ефремова полвека назад. Так?
- Так, - согласился Дауге. - Потом выяснилось, что за эти полвека мы были не то третьей, не то четвертой экспедицией, которая видела его.
- И что же случилось? - не утерпел Быков.
Дауге вздохнул:
- Ничего особенного, конечно. Я заорал и вскочил на ноги. Рольмопс вывалился в песок. Мы побежали в палатку за ружьями, а когда вернулись... - Он развел руками. - Никаких шансов. Электрический червяк скрылся.
- Досталось тебе, наверное, от ребят, - сказал Юрковский и снова потянулся к роль-мопсу.
- Ну нет! До самого конца экспедиции только и было разговоров, что об олгой-хорхое.
- Я вот ничего подобного не видел в пустыне, - заметил Быков.
Дауге объяснил, что олгой-хорхой водится, вероятно, только в самых жарких и пустынных областях монгольской Гоби.
Быков, чувствуя себя почему-то не в своей тарелке, принялся расспрашивать Ермакова о плане дальнейшего покорения Венеры. Ему хотелось заставить командира разговориться. Но тот отвечал сдержанно и скучновато. Готовится к вылету "Хиус-3", он перебросит на Голконду большую группу специалистов. Начнется оборудование промышленного комбината по переработке ядерного горючего. Одновременно, конечно, будет происходить расширенное исследование поверхности планеты.
- Да что там говорить, - легкомысленно помахивая рукой, вставил Юрковский, - с Венерой покончено. Дорога проложена, семафор открыт, как говорили наши предки в те времена, когда еще были семафоры. И новые дороги пройдут не здесь.
- Межзвездная астронавтика, конечно? - сказал Ермаков, улыбаясь одними губами.
- Именно! Перелет Земля - 61 Лебедя. Это - новая дорога!
- Это сколько же времени лететь? - с сомнением спросил Быков.
- Десять лет туда и десять обратно. Двадцать лет полета с нашими скоростями.
- Двадцать лет! - ахнул Быков. - Это ж в команду надо набирать юнцов, чтобы экипаж в дороге не вымер естественной смертью...
- Э, брат! - засмеялся именинник. - А что ты скажешь о перелете Москва - Большое Магелланово Облако? Расстояние - сорок тысяч световых лет, то бишь четыреста миллионов миллиардов километров. Со скоростью света лететь сорок тысяч лет, и это, заметь, ближайшая к нам звездная система типа Галактики. Ну, как?
- Кошмар! Абсолютно нереально...
- А кто его знает! - Дауге хитро посматривал на потрясенного водителя. - Наука, как известно, умеет много гитик. А по сравнению с десятком тысяч лет двадцать кажутся мгновением!
- Все равно, и двадцать - много, - проворчал Быков.
- Совсем не много, говорю я тебе, - сказал Иоганыч. - Утром заснул на Земле, в полдень проснулся где-нибудь около 61 Лебедя. Как в трансконтинентальном самолете или чуть помедленнее. Поглядел, пощупал, набрал диковинок и - назад.
- Ну, еще бы! Надо только уметь спать по десять лет сряду. Как раз по тебе, Иоганыч, перелет, - не удержался водитель.
Юрковский засмеялся.
- А ты про анабиоз слыхал? - наслаждался Дауге, нисколько не сердясь. - Анабиоз - это такое состояние организма, что-то среднее между жизнью и смертью, вроде обморока...
- Ну-ну... популяризатор, не загибай, - заметил Юрковский.
- Нет, я очень приближенно... В том смысле, что ощущения человека в анабиотическом сне такие же, как при обмороке...
- То есть вообще никаких ощущений.
- Ага... Так вот. При анабиозе все жизненные процессы протекают замедленно. Человек, так сказать, жив, но не живет: не стареет, не болеет, не растет...
- Ну, дальше, - поторопил заинтересовавшийся Быков.
- Вот и все. Поднимаешь звездолет над Землей, включаешь автоматическое управление, погружаешься в анабиотический сон и прекращаешь таким образом течение времени. Через десять лет тебя будит специальное устройство. Протираешь глаза, моешься, делаешь свое дело - исследуешь, собираешь материал - и обратно тем же манером!
- Здорово! - восхитился водитель. - Но это же фантастика все-таки!..
- Это уже не фантастика, - заметил Ермаков. - Но этот путь пока мало приемлем: у нас нет никакого опыта межзвездных полетов, риск слишком велик. Международный Конгресс никогда не даст согласие на подобную авантюру. Впрочем, есть еще одна дорога...
- Теория относительности... - торжественно начал Юрковский.
Дауге застонал.
- Помогите! СОС! Сейчас начнется - лоренцово сокращение временных интервалов... Тензор кривизны Римана - Кристоффеля!.. СОС!
- При чем здесь тензор кривизны? - возмутился Юрковский. - А лоренцово сокращение...
- Во-во! Начинается... Не надо, Володя, голубчик!
- Ну и черт с тобой! Оставайся в серости да в невинности... - Юрковский был явно задет.
- Нет, милый, ты не обижайся...
- На богом обиженного грех обижаться.
- Я имел в виду не теорию относительности, - вмешался Ермаков. - Я говорю об идее покойного Ллойда...
- А, да-да! - воскликнул Юрковский, оживляясь. - Механические астронавты!
- Это как? - спросил Быков.
- Вместо живых пилотов - кибернетические устройства. Роботы, - пояснил Ермаков. - Вы, наверное, слыхали о таких, Алексей Петрович?
- Д-да... Ну, еще бы! На Каракумской стройке работала целая механическая бригада!..
- Совершенно верно. Такие же роботы поведут звездолеты. Это, конечно, не люди, но они способны совершать целый ряд вполне осмысленных - с нашей точки зрения - операций. Они могут быть пилотами, и геологами, и биологами, и физиками, и счетными машинами, и радиопередатчиками - и все это одновременно. В определенных пределах, конечно. Это будут великолепные разведчики, пролагатели новых трасс. Будущее звездоплавания в значительной мере принадлежит таким киберпилотам.
- Замечательно! - Быков в восторге крутил головой. - Просто здорово.
- То-то же! - ткнул его в бок Дауге. - А ты говоришь - нереально, фантастично...
- Нет, вы представляете, - блестя великолепными зубами, разглагольствовал Юрковский, - на какой-нибудь безвестной планетке в системе Проксимы Центавра приземляется звездолет. Восхищенные обитатели сбегаются к нему со всех концов в радостном ликовании - прибыли друзья из чужого мира! И вдруг из люков выползают этакие чудища о шести ногах, поблескивающие металлом, - перемигиваются разноцветными лампочками! Удивительно похожие на живых и в то же время мертвые, холодные, непонятные! Если на планетке идет 1901 год от рождества Христова, то это будет фурор!..
- Чудища улетают, - подхватил Дауге, - увозя с собой пару разобранных домов и местную корову в банке со спиртом. Жители остаются в смущении и ужасе...
- Писатели сочиняют двадцать великолепных фантастических романов, - перебил восторженный Юрковский. - Двадцать ученых защищают двадцать докторских диссертаций на тему "Металлические формы жизни во Вселенной", и немедленно возникают двадцать религиозных сект, предающихся культу железных богов. А потом...
- А потом через двадцать лет прилетаем мы с Юрковским и объясняем истинное положение вещей. И начинается освоение под нашим руководством местной Венеры. Мы строим "Хиусы"...
- И все начинается снача-ала! - гнусаво пропел Юрковский.
- Да, и все начинается сначала. Захолустная Венера освоена и... вообще все сначала. Вечное движение, - глубокомысленно закончил Дауге.
Все засмеялись.
- У меня есть предложение... - сказал Юрковский.
- Извините, - прервал его Ермаков. Он поднялся и включил приемник.
Помещение сразу наполнилось свистом и скрежетом.
Геологи переглянулись.
- Связи нет? - тревожно спросил Дауге.
- Вторые сутки нет, - тихо ответил Быков, косясь на командира.
Ермаков повернул ручку приемника - скрежет сразу утих.
- Мы отправимся к "Хиусу"... - он поглядел на часы, - через час с лишним. Если, конечно, ничего не изменится...
Межпланетники оторопело поглядели друг на друга.
- Позвольте, - нахмурился Юрковский, - а Дымное море?
- Разве мы не пойдем в Дымное море? - с изумлением спросил Дауге.
Командир молчал.
- Потом... ведь Михаил Антонович, как мы договорились, должен привести "Хиус" сюда. Ракетодром готов к приему... Михаил ждет только вашего приказа...
- Нет связи... - глухо сказал Ермаков.
- Подумаешь! - Юрковский пожал плечами. - Это бывало и раньше. Подождем...
- ...и тем временем исследуем Дымное море, - подхватил Дауге. - Это называется сочетать полезное с...
Ермаков покачал головой:
- Нет, мы пойдем к "Хиусу".
Он сказал это совсем мягко, и в голосе зазвучали совершенно незнакомые нотки: казалось, командир просит.
- Связь может наладиться, а может и не возобновиться. Мы не должны ждать. Мы обязаны немедленно вернуться к "Хиусу". Воды осталось меньше чем на четверо суток. С завтрашнего дня я сокращаю выдачу.
Юрковский вскочил:
- Уходить? Когда дело сделано только наполовину? Ограничиваться жалкими крохами, стоя в двух шагах от сокровищницы тайн и загадок? Нам доверили ответственнейшее дело...
Быков понял, что это - решительный разговор. Он начинался уже не раз - геологи давно и отчаянно настаивали на глубокой разведке Дымного моря. Упускать такие возможности! Не сделать того, что так необходимо! Сворачивать на полпути! Юрковский размахивал руками в благородном негодовании, Дауге возвышал голос. Но Ермаков либо отмалчивался, либо давал ответы настолько неопределенные, что геологи, не в силах преступить законы походной дисциплины, начинали задыхаться от злости, распираемые громовыми словами.
Правда, Быков не ожидал, что решительный разговор произойдет именно сейчас, когда они так уютно собрались провести два-три часа. Вечер испорчен окончательно... Остается одно - смириться и слушать... И подать голос, если потребуется. А в том, что это потребуется, он был уверен: стоило только поглядеть на эти бледные, осунувшиеся лица. Каждый полон решимости, и каждый уверен в своей правоте...
Ермаков прервал Юрковского:
- Считаете ли вы достаточно полными данные о геологии окрестностей Голконды?
- На дальних подступах?.. - Юрковский прищурился.
- Да, на дальних.
- Данные относительно полны, - осторожно проговорил Дауге, - но...
- Вами закончено в первом приближении изучение качественного и количественного состава полезных ископаемых окрестностей Урановой Голконды. - Теперь Ермаков говорил громко и резко. - Вы доказали пригодность окрестностей Голконды для разработок. Собрали основательный материал о природных условиях района. Определили режим радиоактивности. Составили карту местности - геологическую и топографическую. Провели геофизическую разведку недр Венеры в этом районе...
- Но данные расплывчаты и недостаточно полны, - ворвался в речь командира Юрковский. - Имея возможность получить гораздо более точные данные...
- Мы не имеем такой возможности! - отчеканил Ермаков.
- Как так - не имеем?!
- Я уже сказал. Готов повторить. Воды осталось на четверо суток. Связи нет. Положение "Хиуса" на болоте небезопасно. Поход в Дымное море в наших условиях является авантюрой. Любая серьезная неисправность транспортера может привести к провалу всего дела. Кроме того...
- При чем здесь авантюра, когда речь идет о задании правительства? - Юрковский вскочил. - Нам поручили ответственнейшее дело, а мы выполняем его только наполовину. Это же позор! Когда еще сюда придут люди!..
- Если мы вернемся, они придут скоро, а если останемся здесь - никогда... Или через двадцать лет!
Дауге сказал негромко:
- Ведь вы обещали... Вы дали согласие на этот поход после оборудования ракетодрома...
- Да, я собирался исследовать Дымное море, если будет на то возможность. Но этой возможности нет. Рисковать результатами экспедиции я не намерен.
- Риск! Опять риск! - бушевал Юрковский. - Я не боюсь риска! Говорите что угодно, Анатолий Борисович, но вы не в силах сделать нас трусами! (Ермаков невольно вздрогнул: это были его собственные слова.) Основная задача экспедиции не будет выполнена!
- Не так, - вмешался в спор Быков.
Он неожиданно вспомнил свой разговор с Ермаковым в самом начале перелета и сразу понял причины, заставлявшие командира быть осторожным. Геологи, привыкшие к тому, что Быков обычно не вмешивается в разговоры на эту тему, удивленно воззрились на него. Только Ермаков не шевельнулся.
Быков продолжал:
- Основная задача экспедиции не в этом. Вы плохо помните приказ комитета. Испытание "Хиуса" - вот основная задача.
- Алексей Петрович прав. Наша основная задача - доказать, что только снаряды типа "Хиус" могут решить проблему овладения Венерой. Доказать это! Кроме того, доставить на Землю результаты предварительной разведки. Мы их добыли. Ракетодром создан. Остается главное - вернуться.
Неудачливый именинник принялся с отвращением жевать роль-мопс - видно было, что он сдается.
Юрковский воскликнул с горечью:
- Бросать на полдороге такое дело!
- Лучшее - враг хорошего, Владимир Сергеевич. И потом, мы сделали свое дело...
- Вы не специалист, - дерзко сказал Юрковский.
- Я командир! - Ермаков заиграл желваками и проговорил, сдерживаясь: - Я отвечаю за исход всего дела. Я мог бы просто приказать, но я выслушал ваши доводы и... считаю их неубедительными. Не будем больше об этом... И, кроме того, если Михаил в течение ближайшего часа свяжется с нами и приведет "Хиус" сюда, я дам вам еще два-три дня...
- Утешение, - язвительно проговорил Юрковский.
- Надеяться на связь - надеяться на бога, - криво усмехнулся именинник.
- К сожалению, вы правы, Григорий Иоганнович, - холодно согласился Ермаков и поглядел на часы.
Вечер был испорчен несомненно. Геологи сели бок о бок и понурили головы. Ермаков снова занялся приемником. Репродуктор выл и надсадно каркал. Бежали минуты. Связи не было. Забытая бутылка одиноко стояла посреди белой салфетки.
"Кр-ра, кр-ра, ти-иу-у, фюи-и..." - затянул приемник. Индикаторы на стене медленно налились красным. Заверещали счетчики радиации.
- Венера приветствует тебя, Иоганыч, - деревянным голосом сообщил Юрковский.
- Ах, боже мой, боже мой!.. - проговорил именинник с невыразимой тоской и принялся ругаться вполголоса по-латышски.
"Фюи-и-и-у-у", - неслось из репродуктора.
Ты слышишь печальный напев кабестана?
Не слышишь? Ну что ж, не беда...
Уходят из гавани Дети Тумана,
Уходят. Надолго? Куда? -
вдруг негромко пропел Юрковский на мотив знакомой лирической песенки.
- А, это что-то новое! - оживился Дауге. - А дальше?
- Подпевать будешь? - спросил Юрковский немного смущенно.
- Конечно! Давай!
Юрковский повторил, и Дауге ужасным голосом подхватил:
Уходят из гавани Дети Тумана,
Уходят. Надолго? Куда?
Ты слышишь, как чайка рыдает и плачет,
Свинцовую зыбь бороздя, -
Скрываются строгие черные мачты
За серой завесой дождя...
В предутренний ветер, в ненастное море,
Где белая пена бурлит,
Спокойные люди в неясные зори
Уводят свои корабли.
Их ждут штормовые часы у штурвала,
Прибой у неведомых скал,
И бешеный грохот девятого вала,
И рифов голодный оскал,
И жаркие ночи, и влажные сети,
И шелест сухих парусов,
И ласковый теплый, целующий ветер
Далеких прибрежных лесов.
Их ждут берега четырех океанов,
Там плещет чужая вода...
Уходят из гавани Дети Тумана...
Вернутся не скоро... Когда?
- "Вернутся не скоро... Когда?" - задумчиво повторил Дауге. - Молодец, Володя, хорошо...
Разлили и выпили по одной. Юрковский, приуныв, склонил на руки красивую, чуть седую голову. Ермаков о чем-то напряженно думал, ежеминутно механически взглядывая на часы. Быкову стало совсем грустно, он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. В памяти вставали милые сердцу, страшно далекие образы - синее глубокое небо, легкий ласковый теплый ветерок, белые клочки облаков в темной дрожащей лужице... Земля...
- Хватит, Иоганыч, - раздался голос Юрковского.
Быков поднял веки. Дауге наливал в стаканчик. Руки его дрожали, янтарные капли, весело сверкая в электрическом свете, падали на салфетку, разбегаясь по ней маленькими яркими шариками.
- Это не мне, - строго сказал Иоганыч, - и не тебе...
Он потянулся через закуски:
- Выпей, Богдан... Ну, знаю, что не терпишь, но ради меня - должен!
Юрковский отшатнулся. Держа стаканчик в вытянутой руке, Дауге говорил убеждающе:
- В Дымное море нас все равно не пустят. Эрго - поход окончен. Ради этого абсолютно нельзя не выпить...
Ермаков вдруг поднялся. Совершенно спокойно, не отрывая глаз от циферблата часов, он сказал:
- Извините, я выключу свет. Надо осмотреть окрестности.
- П-пожалуйста, - с трудом проговорил Быков, не отрывая глаз от белых щек Дауге.
- Помогите мне, Алексей Петрович, - проговорил Ермаков. Он словно ничего не замечал.
- П-пожалуйста, - повторил Быков.
Они поднялись в командирскую башенку. Ермаков погасил свет. В наступившей темноте зазвенел резкий, нездоровый смех Дауге.
- Ты прав, Богдаша... Ты прав.
Ермаков развернул дальномер в сторону юга и прильнул к окулярам. Быков нагнулся ко второму дальномеру. Он не понимал, что делает. Он слышал только резкий смех за спиной, непонятные слова (Дауге начал громко говорить по-латышски), шепот Юрковского:
- Григорий... Гриша... Успокойся... Гриша...
А потом перед его глазами в свинцово-черном круге, расчерченном фосфоресцирующими штрихами, вдруг вспыхнули одна за другой две яркие кроваво-красные звездочки - невысоко над черной бездонной полосой горизонта.
- Отсчет, - неожиданно хриплым голосом проговорил над ухом Ермаков. - Отсчет, Быков! Не зевайте, черт...
Не думая, машинально и торопливо, Быков засек направление на странные вспышки. Красные звездочки потускнели и погасли.
- ...Анатолий Борисович! Ну, скажите же вы ему, пусть выпьет! - негодующе крикнул Дауге.
- Выпейте. Выпейте, Богдан Богданович, - проговорил Ермаков. Он зажег свет в башенке и с лихорадочной поспешностью принялся снимать отсчеты с барабанов своего дальномера.